Отступление об оппозиции.
Беларусизация: рамки и содержательное наполнение. Историческая детерминация
Центр европейской трансформации издал сборник материалов международной конференции «Беларусизация. Можно ли завершить процесс институционального строительства независимого государства?», проведенной 22 ноября 2013 года в Минске.
Предлагаем вашему вниманию текст «Беларусизация: рамки и содержательное наполнение. Историческая детерминация» авторства беларусского философа и методолога, руководителя Агентства гуманитарных технологий (Минск), основателя образовательной программы «Летучий университет», главы Рады Международного консорциума «ЕвроБеларусь» Владимира Мацкевича.
* * *
1. Беларусизация обретает смысл (или утрачивает его) в программных рамках, даже в том случае, если является единственным идеологическим содержанием программы. Программы, в которых беларусизация является единственным идейным и идеологическим содержанием, — нежизнеспособны.
Примером такой нежизнеспособной программы может быть комплекс мероприятий «Таварыства беларускай мовы» (ТБМ). ТБМ дистанцируется от политики, сосредоточив всю деятельность исключительно на вопросах языка и сферы его употребления. Более того, ТБМ в сфере функционирования языка сосредоточено на форме, игнорируя содержание, забывая о том, что на беларусском языке можно делать антибеларусские высказывания. Язык может выучить каждый, но не каждый, говорящий на беларусском языке, является беларусом, не каждый беларус говорит на беларусском языке. Сведение содержания беларусизации к сфере функционирования языка является не только упрощением, но и препятствием к реальной беларусизации.
Никакая программа не мыслима вне времени. А время в программах задается последовательностью действий или событий. Имеет значение, что чему предшествует и что за чем следует. Программное время описывается в категориях «раньше — позже», «своевременно — несвоевременно». Эти категории не всегда могут быть измерены в календарных единицах, события должны длиться и совершиться, и не так существенно, будут ли они длиться год или десятилетие. Принципиально важным является именно совершенность и завершенность события или действия. Поэтому ошибки программирования обнаруживают себя в поспешности и запаздывании, в несвоевременности и неуместности тех или иных действий и событий. Но большие программы сопряжены с историей, их разворачивание и есть история. И ошибки программ и программирования изучаются историей и проверяются на исторических прецедентах.
История знает множество примеров, аналогичных или гомологичных беларусизации. Только в истории Беларуси мы можем рассматривать прецеденты:
- древней русификации кривичей, дреговичей, радимичей и др. восточнославянских племен, а также славянизации балтских племен: литва, ятвяги, пруссы и пр. (VIII-XIV века);
- полонизации магнатерии и «постоплитого люда» Великого княжества Литовского, разворачивающейся в несколько этапов и в разные периоды истории (XVI-XVIII века — в Речи Посполитой, XIX-XX века — в Западной Беларуси);
- русификации в Российской империи и в СССР (XVIII-XIX века и XX век);
- советизации в СССР;
- собственно беларусизации, разворачивавшейся несколько раз и описываемой как первое, второе и третье «Адраджэньне».
Даже самое беглое и поверхностное знакомство с этими историческими прецедентами показывает, что языковые процессы никогда не были стержневыми и доминирующими. Все эти N-зации представляют собой многообразный комплекс самых разных процессов, начиная от политических и конфессиональных до бытовых заимствований и повседневной моды. Церковь, династическое право, гражданское право, технические инновации, военное дело, школы всех уровней, искусство от архитектуры до фольклора, кулинария, повседневная и праздничная одежда — все эти сферы и процессы становятся составной частью славянизации, полонизации, русификации и беларусизации.
А если рассматривать советизацию, как антоним беларусизации в ХХ веке, не совсем тождественный русификации, но во многом стимулирующий ее, то беларусская мова активно была задействована в этом процессе. Фактически, мы сейчас имеем советизированную беларусскую мову. Даже если язык сделать сутью, субстанцией беларусизации, то современный беларусский язык сначала необходимо подвергнуть десоветизации. Иначе он останется, как и был, инструментом советизации.
Комплексность и многообразие процессов в составе беларусизации вынуждает признать, что успехи в любом из направлений (в сфере употребления языка, например) ни к чему не приведут, если будут поражения во всех остальных.
Любые программы складываются из шагов, действий и операций. Но можно выделять в программах и крупные блоки или этапы: например, подготовительный этап, основной и завершающий.
В нашем подходе и в программе Культурной политики* беларусизация есть элемент и составная часть, наряду с десоветизацией и европеизацией. Десоветизация — беларусизация — европеизация являются, с одной стороны, этапами общего процесса, с другой стороны — самостоятельными установками или отношением к культурной, социальной, экономической и политической реальности, к историческим событиям, проектам и программам.
Десоветизация является необходимым подготовительным этапом беларусизации. В десоветизации задействован тот же самый комплекс многообразных процессов, что и в беларусизации. Эти этапы различаются только акцентировкой ценностей, а не содержанием. Точно так же и с европеизацией. Европеизация не может рассматриваться изолировано от беларусизации, она является ее логическим завершением. Беларусы стоят перед выбором: либо раствориться среди европейских народов, либо занять свое собственное место среди европейских народов. Т.е. либо Беларусь становится просто территорией, на которой проживают европейские народы: поляки, украинцы, русские, литовцы и беларусы среди них; либо беларусы присоединяются к Европе как гражданская нация, отличная от других наций: поляков, литовцев, украинцев.
Понятно, что мы выбираем второй вариант: гражданская нация, равная среди других равных европейских наций. Понятно также, что одной декларации о намерениях недостаточно, потому что ошибки, недоделки, незавершенность отдельных составляющих беларусизации свернут нас на первый вариант исторического пути. И мы перестанем существовать и как нация, и как государственное образование.
2. Беларусизация есть конкретизация для Беларуси нескольких гетероморфных и гетерономных процессов: национализация, суверенизация, субъективация. Национализация (включающая в себя суверенизацию и субъективацию) может быть представлена как установление суверенитета гражданской нации над всеми областями жизни и деятельности в пределах национальной юрисдикции. Не следует сводить национализацию к отношениям собственности или власти, напротив, этого следует избегать. Национализация-беларусизация не тождественна ни экономическому понятию (как противоположности приватизации), ни этнократическому представлению о доминировании и гегемонии некоторого этноса. Национализация не ограничивается лингвистическими аспектами и ни в коем случае не сводится к ним.
В настоящее время мы сталкиваемся с полной неразберихой в отношении понятия «нация», а если мы еще прибегаем к терминам и понятиям, образованным на основе понятия «нация», то путаница приводит к политическим и общественным конфликтам. Хорошо еще, что в Беларуси эти конфликты не доходят до вооруженных столкновений.
Термин и понятие «нация» совершенно по-разному употребляется в исторических, правовых, экономических, культурных и других контекстах. А если учесть еще и подходные различия (марксистский, расовый, мультикультурный, либеральный подходы и т.д.), то вообще не представляется возможным достижение понимания в вопросах национализации. И, тем не менее, мы не сможем без этого обойтись, поэтому придется разбираться и договариваться.
Мы предлагаем исходить из незыблемости формулы, которая с XVIII века используется в конституциях большинства стран мира: «Власть в стране принадлежит народу! Народ является сувереном в стране!». Эта установка, что народ является источником любой власти в государстве, только на первый взгляд воспринимается очевидной. А народ — это кто? Понятно, что это! Но вот — кто? Поскольку суверенитет, воля, право требуют субъектности, даже одушевленности. А «народ» в современном мире — это абстракция.
Народ племени, народ полиса, народ орды — это понятные и верифицируемые субъекты, а не абстракции. Хоть и редко, но время от времени всё племя может собраться в одном месте, чтобы проявить свою волю. Народ полиса или города-государства тоже может собраться на вече и принимать решения. Но, как только племена влились в нечто большее, а города-государства стали частью больших государственных образований, народ перестал быть субъектом и превратился в риторическую фигуру. Именем народа начали прикрываться демагоги, харизматические вожди, монархи или идеологи. И это является проблемой для представительной демократии, какую бы форму она не принимала.
Проблема может быть сформулирована таким образом. С одной стороны, современное государство основывает свою правомочность тем, что представляет волю народа. Государство либо учреждено волей народа, либо декларирует народ своим сувереном. С другой стороны, современный народ не имеет никаких возможностей проявить свою волю, уступая субъектность и волю индивидуальным гражданам. Решения принимают отдельные люди, либо занимающие государственные посты, либо голосующие на выборах. А где же народ, где его воля, его интересы и потребности?
В XVIII и XIX веках народ время от времени был представлен толпами на улицах столиц и ключевых городов. Абстрактный народ таким образом хоть как-то материализовался. Длительная история революций XVIII и XIX веков научила, что ничего хорошего такая материализация народа собой не представляет. Однако просвещенная публика ничего другого противопоставить толпам не смогла. Более того, толпы стали использовать фашисты и коммунисты как инструменты в политической реальности и с их помощью установили в XX веке тоталитарные режимы в некоторых странах Европы и Азии. После трагедий, вызванных этими режимами, всем стало понятно, что народ не может быть тождественен ни какой толпе, сколь бы многочисленной она ни была, но народ и не есть механическая сумма индивидов. Апелляция к толпам и индивидам не может считаться проявлением суверенитета народа.
Тогда суверенитет народа стал пониматься как механизм, а не нечто материализованное. Это дало основание для утверждений о том, что «структуры не выходят на улицы» и «общественного мнения не существует».
Таким механизмом, через функционирование которого вызывается к жизни суверенитет народа (что делает конституции демократических стран не пустыми декларациями), является гражданское общество со всем набором социальных и политических институтов. Гражданское общество в своем максимальном выражении и есть гражданская нация, или просто нация. Именно этой нации принадлежит право на самоопределение (учреждение собственной государственности). Этой нации принадлежит суверенитет. Эта нация выступает субъектом национализации территории или собственности на недра, средства производства и т.д. Эта нация есть субъект конституционного права, международного права. Если она существует, конечно же.
Беларусизация, в нашем понимании, — это, кроме всего прочего, обретение беларусским народом суверенитета в своей стране, а это в XXI веке значит ни что иное, как становление гражданского общества в Беларуси.
3. Распространение суверенитета гражданской нации на все аспекты, области и отрасли жизни и деятельности предполагает ответственность за прошлое, настоящее и будущее этих аспектов, областей и отраслей. Т.е. ответственность за прошлое, настоящее и будущее культуры, языка, хозяйства, воспроизводства образа жизни и самой жизни. Тем самым, беларусизация — это не только элемент и часть программы, она имеет еще и историческое и витальное измерения.
Контроль над собственным будущим ни у кого не вызывает возмущения (сомнения в возможности для такого контроля пока оставим для философских дискуссий), в отличие от контроля над прошлым. Контроль же над прошлым часто трактуется как переписывание истории и вызывает возмущение, поскольку история воспринимается как нечто неизменное и объективное. Но речь не об искажении истории в угоду политическим или идеологическим интересам, а об осмыслении истории как совей собственной судьбы. Судьбы субъекта, каковым является и совершеннолетний гражданин, и развитое гражданское общество, и гражданская нация. Не имея возможности в коротком тексте углубиться во все аспекты переосмысления собственной истории, остановимся только на одном примере, имеющем прямое отношение к теме беларусизации.
Вот уже два десятилетия русский язык является государственным языком в Беларуси, наряду с беларусским языком. Это уже история, это наше прошлое и настоящее. Что значит, что нечто является государственным? Государственным — т.е. таким, над чем установлен суверенитет беларусского народа! Это значит, что русский язык — наша собственность. Значит, мы можем делать с русским языком то, что сочтем нужным. Можем устанавливать правила и нормы этого языка, определять его будущее.
Итак, от исторического прошлого нам досталось в собственность два языка, на одном из которых говорит практически 100% граждан Беларуси, а на другом — только часть, но не все (не будем уточнять, большая ли это часть или меньшая, достаточно того, что не все). Если наш суверенитет распространяется на два языка, то почему мы их противопоставляем друг другу? Наш русский язык — беларусский, в том смысле, что он принадлежит нам. И постепенно, меняя этот язык, мы можем в будущем (не знаю, насколько далеком) привести его в тот вид, который нам нужен. Этот язык сейчас очень похож на тот, который является государственным языком Российской Федерации. Но поскольку суверенитет РФ не распространяется на наш государственный язык, то нормы и правила русского языка в России не распространяются на наш суверенный язык.
Нужно ли Беларуси так поступать с одним из государственных языков, соответствует ли это нашим национальным интересам — решать беларусскому народу, т.е. гражданскому обществу. Собственно, сейчас и идет интенсивное обсуждение этого вопроса. И решение этого вопроса — наше суверенное дело, куда не должны вмешиваться иностранные государства.
4. В программном отношении, беларусизация предполагает артикуляцию образа будущего для страны и нации, общественную апперцепцию и избирательное отношение к инициативам, явлениям и начинаниям настоящего.
Контроль будущего — очень сложная задача. Будущее не предопределено, мы творим его все вместе, совершая отдельные действия, переживая различные события и проживая их. Будущее является результирующим от всех совершенных нами действий и поступков, как согласованных между собой, так и противоречащих друг другу. Если мы согласуем свои действия, то результат может быть похож на то, чего мы ждем от будущего. Если же мы противоречивыми действиями гасим действия друг друга, то будущее точно будет не таким, каким его желал бы видеть каждый из самостоятельных субъектов. Разумеется, согласованные действия ведут к желаемому будущему; рассогласованные — напротив, к будущему, которое нежеланно никому.
Согласование действий и поступков — трудное дело, но, в принципе, возможное, как показывает всемирная история и история нашей собственной страны. Возможное — при соблюдении некоторых принципов и выполнении некоторых условий.
Главным условием, без которого невозможно общественное или национальное согласие, является предъявление желаемого образа будущего друг другу, т.е. артикуляция планов, намерений и мечты.
Выполнению этого условия мешают всё те же проблемы, которые мы сформулировали для современного гражданского общества и современной нации: планы, намерения и мечты индивидуализированы, а согласование необходимо делать всем народом, или всей гражданской нацией. Но мечты и намерения были и останутся индивидуальными. Даже тоталитарным режимам не удавалось уничтожить мечты и индивидуальные намерения, в демократических же обществах это и вовсе невозможно. Поэтому согласованию подлежат не мечты и намерения и даже не индивидуальные планы, а оценки этих планов.
Помимо артикуляции желаемого общего будущего, необходимо артикулировать оценку этого будущего, точно так же — и оценку нежелательного будущего. Именно на уровне оценок планов, намерений и мечты происходит общественное согласование. При уважении планов и намерений другого, с чем мы ознакомились в общественных дискуссиях, мы строим свои планы, реализуем свою мечту. Так достигается актуальное единство апперцепции.
И именно актуальное единство апперцепции может гарантировать успешность десоветизации, беларусизации и европеизации. Украинские события с ноября 2013 года являются хорошим историческим подтверждением этого тезиса.
5. В историческом отношении, беларусизация предполагает переосмысление истории, переоценку ценностей, опору на одни традиции и их воспроизводство и музеефикацию других традиций, которые могут и должны сохраниться в памяти, но не определять будущее.
Мы не можем вычеркнуть Российскую империю и СССР из нашей истории. Но мы можем согласиться в оценке этих явлений для нас, для нашей гражданской нации и Беларуси. Мы можем найти место для СССР в своей памяти, в учебниках и музеях, но в нашем будущем присутствует не СССР, а суверенная Беларусь и Европа, в которой предстоит жить нам и нашим потомкам.
События в Крыму в 2014 году показывают, что, выбирая собственное будущее (кто действием, кто бездействием), народ Крыма не различает Российскую Федерацию и СССР, но уже не путает ни то, ни другое с Украиной. Но в Крыму не проводилась украинизация (украинизация — по аналогии с тем, что мы подразумеваем под беларусизацией) или же она там не была успешной.
Мы не можем вмешиваться в дела народа Крыма, но то, что с ним происходит, может быть для нас хорошим историческим уроком.
6. В витальном отношении, беларусизация предполагает обживание территории, организацию времени и пространства жизни и деятельности людей, составляющих гражданскую нацию Республики Беларусь.
Обычно, строя политические и социальные планы и программы, мы оставляем в стороне витальные аспекты: быт, комфорт, образ жизни. Мы боремся за права человека, а не за его удобства и удовлетворение от жизни. Наверное, это правильно в политической и общественной деятельности. Но о витальности никак нельзя забывать.
Суверенитет и осознание собственности (мое — не мое, свое, родное или, напротив, не свое, чужое, даже чуждое) базируются на чувствах и переживаниях. Витальные потребности и оценки формулируются в размытых метафоричных высказываниях, типа: «Чувствую себя, как дома», «Всё вокруг чужое, холодное», «Это мое, наше, родное». Чтобы индивидуальный гражданин мог всерьез заняться согласованием общей судьбы с другим гражданином, у каждого из них должно быть некое единство на витальном уровне. Каждый беларус должен чувствовать себя «как дома» в любой точке Беларуси, если сравнивает ее с другой страной. Жители Гомеля и Витебска смогут обсуждать с пинчуками общую судьбу (судьбу нации), если будут чувствовать себя в Пинске как дома. А это чувство, будучи совершенно субъективным, даже интимным, опирается на условия быта, цвета домов и мебели, кулинарные вкусы, варианты гендерных и сексуальных взаимоотношений и мн. др.
Беларусь — это пространство нашей жизни, это место, где нам удобно и комфортно жить, где мы хотим жить. Впрочем, пока это не совсем так, но беларусизация невозможна без учета такого рода чувств и переживаний. Мы не можем повлиять на эти чувства и переживания, но мы обязаны на них ориентироваться. Потому что, рано или поздно, в историческое перспективе, у нас и с нами останется свое родное и отпадет, или мы потеряем, всё не свое, чужое.
7. Беларусизация исторична, не только в смысле переоценки известной нам истории и преподавания беларусского взгляда на историю. Историчность означает устаревание и утрату актуальности прошлых программ беларусизации и постоянное обновление, осовременивание программы, согласование беларусизации с глобальными процессами и тенденциями.
Быть современными трудно. Кому нужна несостоявшаяся в начале ХХ века страна? Мы можем испытывать ностальгические чувства к утраченным временам, к романтике отношений интеллигенции прошлого и позапрошлого веков. К достоинству и чести шляхты и аристократов. В прошлом было много хорошего, а хорошее лучше помнится, чем плохое.
Быть современным — это результат работы над собой и заботы обо всем, что в нашей собственности, на что распространяется наш суверенитет. В процессе беларусизации нам предстоит построить страну и нацию, которых не было в прошлом. Которые существуют только в будущем. А ведь будущего как такового еще не существует!
Поэтому каждый участник процессов беларусизации становится историческим деятелем — творит историю собственными руками. И кто же может быть таким участником? Обычно историческими деятелями называют полководцев, политиков, реже деятелей искусства. Но уже давно такие представления осознаются историками анахронизмами. Профессиональные историки всё чаще обращают внимание на историю повседневности, на устную историю простых людей. И в этом подходе каждый может стать историческим деятелем: и художник, и кулинар, и президент, приносящий присягу на Конституции Республики Беларусь, и воспитатель детского сада, разучивающий с детьми песенки про нашу Родину-Беларусь.
Беларусизация Беларуси — это то, что не под силу никому индивидуально. Это то, что складывается из кирпичиков, которыми владеет каждый из нас, творящих историю.
* Справочно о программе Культурной политики, см.: http://eurobelarus.info/cultural-policy/ (Прим. ред.).
Электронную версию сборника можно скачать в разделе «Библиотека».
С видеозаписью хода конференции можно ознакомиться, перейдя по ссылке.
Іншыя публікацыі
-
Владимир Мацкевич: Гражданское общество. Часть 10.3
Еще несколько добавлений про сети и сетевое общество.
-
Владимир Мацкевич: Гражданское общество. Часть 10.2
Сетевое общество и сетевая коммуникация уже давно в центре внимания культурологов и политологов. Сейчас эта тема обсуждается в связке с интернетом и таким интернет-явлением, как социальные сети.
-
Владимир Мацкевич: Гражданское общество. Часть 10.1
Доступно ли гражданское общество непосредственному наблюдению? Как его можно увидеть, зафиксировать, измерить?
-
Владимир Мацкевич: Гражданское общество. Часть 9.2
Мужество иметь собственное мнение, о котором я говорил в предыдущем фрагменте, ничего не стоит без истинности этого мнения.
Каментарыі і дыскусіі
Уводзіны ў філасофію Уладзіміра Мацкевіча. Серыя размоў (Аўдыё)
Размова шаснаццатая — пра тое, як адказваюць тэалогія, навука і філасофія на кантаўскія пытанні: «Што я магу ведаць?», «Што мушу рабіць?» і «На што магу спадзявацца?»