Отступление об оппозиции.
Национальное образование. История неудачных реформ
Центр европейской трансформации издал сборник материалов международной конференции «Беларусизация. Можно ли завершить процесс институционального строительства независимого государства?», проведенной 22 ноября 2013 года в Минске.
Предлагаем вашему вниманию текст «Национальное образование. История неудачных реформ» авторства кандидата философских наук, профессора, руководителя Агентства политической экспертизы, эксперта Общественного Болонского комитета Владимира Дунаева.
* * *
Под национальным образованием чаще всего подразумевают этнокультурную среду, в которой происходит сохранение и трансляция духовного и культурно-исторического наследия этноса. В таком смысле о современной системе образования Беларуси говорить затруднительно, поскольку она не является этнически ориентированной. Проект трансляции этничности потерпел крах после референдума 1995 года. Сегодня на беларусском языке, по данным официальной статистики, обучается 16,6% школьников и 0,2% студентов вузов [1, 67, 158]. Но это не означает, что строительство национальной системы образования прервалось в 1995 году Оно продолжается, но теперь уже как идеологический инструмент не этнического государства, а государства как политического сообщества. Конечно, о воспитании либерального субъекта или культивирования государственной рациональности в европейском смысле речь не идет. Но определенные идеологические функции система образования выполняет, и делает она это используя те же стратегии различения и преодоления разрывов, с помощью которых происходит манипулирование смыслами во всех национальных идеологиях. Однако тот образ самобытности беларусского образования, который культивируется властью, лишь тормозит модернизацию этой отрасли и усугубляет кризис национальной школы.
Вся история беларусского образования последнего двадцатилетия является цепью неудачных реформ, проводившихся под знаком утверждения беларусской особенности и даже исключительности. Нельзя сказать, что до этого удача сопутствовала преобразованиям в системе образования. Но то был общий для всего СССР процесс реформирования и переживания негативных последствий восьми советских реформ. Во всяком случае, претендовать на самобытность никому в БССР не приходило в голову. Однако после 1991 года короткие периоды открытости мировым трендам в развитии образования регулярно сменялись изоляционизмом и поиском особого пути.
Начало 1990-х годов в странах Восточной и Центральной Европы ознаменовалось поиском путей перехода к новой архитектуре образования. Наши соседи искали стратегии модернизации своих систем образования, ориентируясь на мировых лидеров в этой области. К этому времени в высшем образовании уже сформировалось понимание неизбежности отказа от т.н. философии длинных циклов, сложившейся еще в начале XIX века. На смену советской модели с ее пятилетним сроками обучения приходила более гибкая американо-британская система двух циклов высшего образования, которые часто называли бакалавриатом и магистратурой. Считалось, что переход к этой новой архитектуре должен быть постепенным и на какое-то время придется сохранять промежуточную квалификацию специалиста. Промежуточную — между бакалавром и магистром. Но только не в Беларуси, где в поисках самобытности был изобретен химерический образ бакалавра как специалиста с дополнительной фундаментальной подготовкой.
Реформа 1994 года предоставляла право на получение академической степени бакалавра студентам, успешно прошедшим программу обучения в 300 часов дополнительно к программе высшего образования. Видимо, изобретали такого бакалавриата желали удивить весь мир невиданной фундаментальностью этой академической степени и национальным своеобразием беларусской системы образования.
Временами поиск самобытности сменялся короткими периодами здравомыслия. В конце 1990-х годов начался переход к двенадцатилетней школе, а начало 2000-х было отмечено попыткой интеграции беларусского высшего образования в Болонский процесс. Но, начиная с 2004 года, эти процессы интернационализации стали рассматриваться как угроза национальной безопасности. Желание отгородить Беларусь от тлетворного влияния заграницы привело к самоизоляции образования и последовательному замуровыванию всех каналов инфильтрации чужих ценностей. Чужих как чуждых и враждебных. Болезненный страх перед превращением школы в открытое пространство, «проходной двор» (Александр Радьков) был вполне оправдан. Модернизация образования несла угрозу, поскольку делала очевидным не только отсталость школы, но и несовместимость беларусской авторитарной модели управления системой образования с европейскими академическими ценностями. У власти было две возможности: пожертвовать модернизацией во имя сохранения режима или решиться на модернизацию образования, прежде всего, высшего, выстроив защитный барьер между обществом и университетом. Автономность учреждений образования — это традиционная для Европы форма контракта между властью и академией, позволяющая ограничить свободу мысли и слова границами университетского кампуса. Даже довольно антидемократические режимы в прошлом ухитрялись уживаться с академическими сообществами, в которых власть силы отступала перед силой разума. Но такая изощренная стратегия имела мало шансов на успех у беларусской власти.
Значительно больше шансов было у стратегии отказа от модернизации под предлогом ее враждебности нашей национальной самобытности.
У такой образовательной политики с некоторым опозданием появилась и своя мифология. Как и любой современный политический миф, миф беларусской национальной самобытности имеет грамматику, основанную на:
- высвобождении и распознавании своей отличности от других;
- архаизме, отвергающем современность во имя утопической реставрации прошлого;
- пренебрежении законами логики и здравого смысла.
Эта грамматика мифа национального образования оформилась тогда, когда интуитивная политика изоляционизма потребовала своего оправдания и массовой поддержки. Как можно увидеть ниже, казенные нарративы отчетливо выстраиваются в соответствии с тремя принципами мифотворчеств.
21 мая 2008 года в газете «Советская Белоруссия» была опубликована программная статья академика Рубинова «Педагогический зуд реформаторства» [2], в которой первый заместитель главы Администрации президента разъяснял, что из-за особой природы беларусской нации нам надо держаться как можно дальше от всяких западных соблазнов. «Говорят, что для русского хорошо, то для немца смерть. Но ведь часто справедливо и обратное», — писал академик. Вот, например, двенадцатилетняя школа — это на Западе она благо, потому что смягчает последствия безработицы. «И чем держать молодых людей на пособии по безработице, лучше лишних два года продержать их в школе», — заключает высокопоставленный ученый чиновник. А в Беларуси от двенадцатилетней школы только вред. У нас дефицит рабочих рук, стремительно растет армия пенсионеров, остро стоит демографическая проблема. А мы хотим посадить на шею трудящейся части населения взрослую молодежь, которая лишний год будет оставаться в школе.
Или другой пример вредоносных для беларусов западных обычаев: задуманная реформа по введению бакалавриата и магистратуры в вузах. Это на Западе такая система вполне оправдана. «Для западного образа жизни разделение высшего образования на две ступени удобно, — пишет академик, — так как там молодежь очень подвижная и легко переезжает из одной страны в другую. <...> А у нас, получив забесплатно бакалавра здесь, можно затем два года доучиться на Западе да там остаться. <...> Хорошо, что президент вовремя остановил эту ненужную и даже вредную затею».
Видимо, у беларусов свой, глубоко самобытный путь. Про Болонскую модель академик Рубинов пишет так: «Подготовка специалиста с высшим образованием разделяется на две ступени. Первая занимает 3-4 года и дает общую подготовку к специальности, но не саму специальность. Выпускник этой ступени — бакалавр — это полуфабрикат, раньше такой вариант назывался у нас незаконченным высшим образованием. Вторая ступень, магистратура, обеспечивает уже получение конкретной специальности. <...> Для нас такой вариант совершенно не подходит. Недоучки в виде бакалавров нам не нужны, а гонять студентов по городам и весям с первой ступени на вторую — это только дезорганизовывать весь процесс. Воистину, что для немца хорошо, то для беларуса во многих случаях совсем неприемлемо».
Однако в случае Болонской модели беларусу смерть не только от того, что подходит немцу. Оказывается, что с казахами, русскими, армянами и другими участниками Болонского процесса из СНГ нам также не по пути. Но чтобы в таком вызывающем противопоставлении себя всему человечеству не чувствовать совсем уж одиноко, беларусам приходится самоизоляцию компенсировать мифологической архаизацией — фантастической и фальшивой причастностью к прошлой и уже исчерпавшей себя традиции. Беларусь объявляется единственной верной наследницей советской школы. Такая «ресоветизация» является бесплодным историческим маскарадом, поскольку всякая реальная связь с этим прошлым типом школы уже утрачена. Маска должна скрывать и оправдывать уродливую самобытность беларусской системы образования, культивируя чувство причастности к чужой и прошедшей славе.
Но особенно заметна «ограниченная рациональность» официального мифа о самобытности беларусского образования тогда, когда при столкновении с реальностью политика самоизоляции начинает трещать по швам. Перед лицом дефицита средств для финансирования образования казенная мифология совсем отрывается от законов логики. Не смущаясь всеми прежними предостережениями против враждебности коротких циклов образования природе беларусов и не порывая с прежней мифологией самобытности, чиновники выстраивают совсем уж алогичное объяснение очередного этапа «шлифовки» (слово «реформа» находится под запретом) образовательной системы. Новую вспышку мифотворческой энергии вызвала работа над новым Кодексом об образовании.
Видимо, поиск особого беларусского пути и на этот раз увенчался успехом. Усилия отечественных парламентариев по оправданию законодательных новелл в период их работы над Кодексом заслуживают внимания в плане дальнейшего обогащения национального мифа. В образовательном кодексе предлагалось сократить продолжительность обучения на один год. «Высшее образование можно будет получить за период от трех до пяти лет», — обрадовал граждан Беларуси в то время председатель комиссии по образованию, культуре, науке и научно-техническому прогрессу Палаты представителей Национального собрания Владимир Зданович. Это бакалавры после 3-4 лет обучения в европейских университетах остаются «недоучками» и им надо завершать свою профессиональную подготовку в магистратуре. Беларусский рецепт иной. Мы здесь за 3-4 года подготовим профессионала без всякой магистратуры. Магистратура предназначена для тех, кто занимается наукой, разъясняет Владимир Зданович. «Если мы начнем выстраивать цепочку дошкольное — 12-летнее общее среднее образование — первая ступень обучения в вузе — вторая ступень, то человеку после ее прохождения пора выходить на пенсию». Сделать магистратуру профессиональной Беларусь пока позволить себе не может, утверждает парламентарий. Иначе придется увеличивать срок выхода на пенсию [3]. Так что если не хотите увеличения пенсионного возраста, то принимайте беларусский know how. Видимо, от такого рецепта не поздоровится и немцам, и казахам, а беларусу — в самый раз. Никакой логики в таком прихотливом смешении нарративов Рубинова и Здановича усмотреть нельзя, но ее и не стоит ждать от «ограниченной рациональности» мифа о самобытности беларусского образования.
Кажется, что опьянение мифотворчеством тогда зашло так далеко, что депутаты и чиновники были готовы с гордостью предъявить эту самобытность всему миру и не сомневались, что она не помешает вступить в Болонский процесс. Тем более, что выгода такой образовательной архитектуры всем очевидна. И государству, и гражданам нашей страны. Сократив на год или два продолжительность обучения, можно сберечь немало бюджетных средств. Да и тем, кто сам платит за обучение, диплом обойдется дешевле. Об этом говорила в то время член комиссии по образованию Галина Юргелевич [4]. Наконец, иностранных студентов могут привлечь сокращенные сроки получения высшего образования. Ну, их не жалко, они потом смогут завершить образование в магистратуре за рубежом. А беларусы должны верить, что у них диплом специалиста, а не какого-то «недоучки-бакалавра».
После неудачной попытки присоединиться к Европейскому пространству высшего образования в начале 2012 года, появилась некоторая критичность в оценке достоинств своей образовательной системы. Однако было бы самообольщением полагать, что в головах мифотворцев не зреет очередной план укрепления самобытности беларусского образования.
В 2012 году уже было высказано пожелание увеличить продолжительность производственной практики для студентов. Александр Лукашенко предложил так построить образовательный цикл в высшей школе: студенты «два года <...> должны «грызть» науку в стенах академии, университетов, институтов, а остальные два года, если мы сокращаем с пяти до четырех лет срок обучения по некоторым специальностям, они должны быть на конкретном производстве. <...> Сегодня основные знания там. И преподаватель будет учиться, как возделывать какие-то сельскохозяйственные культуры и как создавать нефтехимическую, химическую продукцию, и, таким образом, подтянется до уровня производства и студент. Это очень важно» [5]. Беларусской высшей школе, конечно, сильно недостает связи с рынком труда, но предложение президента очень напоминает реформу Сапармурада Ниязова 2003 года, которая окончательно разрушила высшую школу Туркмении, хотя и сделала ее ни на что не похожей. И у Беларуси есть все шансы пойти по пути такой самобытности.
История реформирования беларусской средней и высшей школы показала, что под маской самобытности скрывалась не только социальная перверсия, вызванная страхом перед пугающими масштабами мировых трендов реформирования этой сферы общественной жизни, но и попытка убедить общество, что обычные закономерности развития школы теряют свою силу при столкновении с уникальностью беларусов. Хорошо известно, что удешевление образования ведет к снижению его качества. Но, видимо, это не должно касаться нашей образовательной политики. В Беларуси свертывание бюджетной поддержки образования ничего, кроме пользы, не приносит. Общество должно поверить, что такая наша самобытность только повышает качество обучения.
Некоторое время власти еще старались маскировать снижение доли ВВП, идущей на государственное финансирование образования. Ст. 53 Закона «Об образовании», действовавшего до сентября 2011 года, предписывала выделение на нужды этой отрасли не менее 10% ВВП. Реальное же бюджетное финансирование никогда не достигало этого уровня. Более того, доля ВВП, идущая на образование, за последнее десятилетие заметно сократилась:
Доля ВВП, идущая в Беларуси на образование [1, 15]
2002 | 2005 | 2009 | 2010 | 2011 | 2012 |
6,6% | 6,4% | 5,2% | 5,4% | 4,8% | 5,1% |
И если президент Лукашенко в своем докладе на Третьем Всебеларусском собрании еще обещал увеличение расходов на образование к 2010 году до 10% ВВП [6], то в вступившем в 2011 году Кодексе об образовании норма финансирования вообще не упомянута, и уже никто не вспоминает о 10% ВВП. В этом также есть своя самобытность, поскольку снижение государственной поддержки этой отрасли существенно отличает Беларусь от развитых стран.
Эта особенность беларусской образовательной политики хорошо просматривается на примере государственной поддержки высшего образования. За последние годы в Беларуси доля ВВП, которая расходуется на высшее образование, неуклонно сокращается. Если судить по тем данным, которые предоставляются беларусским Минобром для отчетов ЮНЕСКО, то эта доля сократилась с 1,1% в 2007 году до 0,7% в 2009 [7, 236]. Этот тренд противоположен основным тенденциям наращивания доли ВВП, идущей на финансирование высшего образования в развитых странах.
Расходы на одного студента в Беларуси почти на порядок уступают средним расходам на одного студента в странах ОЭСР и составляет всего 1957 долл. США [7, 226]. Этот показатель рассчитан по паритету покупательной способности, поэтому можно вполне корректно сравнивать расходы на одного студента в Беларуси и ОЭСР [8, 42]. Очевидно, что разрыв слишком велик, чтобы не сказываться на качестве образования.
То, что такая «самобытная» образовательная политика неизбежно ухудшает качество, легко предположить, но труднее доказать в условиях, когда власти не только умышленно противодействуют интернационализации образования, но и избегают участия в международных мониторингах. Беларусь никогда не участвовала в международных программах оценки знаний — таких, как Международная программа ОЭСР по оценке образовательных достижений учащихся (Programme for International Student Assessment, PISA), международном сравнительном исследовании качества математического и естественнонаучного образования TIMSS и других подобных проектах, которые давно стали привычными даже у наших соседей. Это делает невозможным проведение оценки образовательных достижений и навыков в Беларуси по международным стандартам. Беларусские власти, видимо, понимают, что любое такое сравнительное исследование качества беларусского образования может нанести сокрушительный удар по мифу о его национальной самобытности. Поэтому предпочитают уклоняться от реальной конкуренции на глобальном рынке образовательных услуг, замещая ее уходом в воображаемый мир успехов и достижений.
Самый простой способ убедить себя, что в нашей системе образования все обстоит не так уж и плохо, — сравнить с теми, у кого дела идут еще хуже.
Конечно, гордый беларус не должен смотреть на какую-то Европу или Америку, но все равно приятно, когда иностранцы признают наше превосходство в сравнении с... Эфиопией или Гватемалой. Для этого как нельзя лучше подходят Всемирный мониторинг ЮНЕСКО «Образования для всех» или Индекс образования, разработанный специалистами ООН. По результатам таких исследований, Беларусь уверенно занимает места в группе развитых стран.
Только вот критерии ЮНЕСКО для отнесения стран к этой группе не должны никого окрылять. 62 страны с индексом развития образования выше 0,950 выглядят процветающей монолитной группой в сравнении с той частью мира, где неграмотными остаются 759 миллионов человек, две трети которых составляют женщины, где не посещают школу 72 миллиона детей, а миллионы детей покидают школу, так и не овладев базовыми навыками чтения, письма и счета. На таком фоне нетрудно почувствовать себя в авангарде цивилизованного человечества. Сам индекс развития образования сконструирован для того, чтобы измерять прогресс этих нищих стран на их пути к всеобщему начальному образованию. И он ничего не говорит о реальном положении образования в странах, в которых с неграмотностью покончили много десятилетий назад.
Но всё же о реальном качестве образования можно судить хотя бы по данным опроса работодателей, опубликованным Всемирным банком, который показывает, что беларусские компании в большей степени, чем какие-то другие в регионе Центральной и Восточной Европы, страдают от отсутствия работников с «правильным» набором навыков даже в тех случаях, когда имеется значительное количество специалистов с официальными дипломами высокого уровня [9, 71-72].
Распределение компаний в странах ЕЦА, которые считают навыки работников «основным» или «весьма существенным» сдерживающим фактором, 2008 год
Таджикистан | |||||||
Узбекистан | |||||||
Азербайджан | Армения | Чехия | |||||
Босния и Герцеговина | Грузия | Эстония | |||||
Косово | Кыргызстан | Хорватия | Украина | ||||
Македония | Албания | Латвия | Молдова | ||||
Черногория | Сербия | Болгария | Польша | Литва | Казахстан | ||
Венгрия | Словения | Турция | Словакия | Румыния | Россия | Беларусь | |
0-10 | 10-20 | 20-30 | 30-40 | 40-50 | 50-60 | 60-70 | 70-80 |
Примечание: По данным исследования «характеристика деловой и предпринимательской̆ среды» (BEEPS) за 2008-2009 годы [9, 71-72].
Такая беларусская «исключительность» свидетельствует о серьезном кризисе образовательной политики. И даже отсутствие корректных международных сравнительных исследований качества образования не маскирует его негативную динамику в нашей школе. Есть и другие косвенные индикаторы негативных последствий национальных реформ образования.
Так, среди показателей, характеризующих национальную систему высшего образования, обычно ссылаются на уровень интернационализации и экспорт образовательных услуг, международные рейтинги университетов, развитие электронного обучения и др. По этим параметрам нам пока нечем похвастаться. Международная репутация нашей национальной системы высшего образования существует только в воображении чиновников. По уровню интернационализации беларусская высшая школа еще очень далека даже от уровня советского времени. Для того чтобы приблизиться к нему, наши университеты должны были бы иметь 45-60 тыс. иностранных студентов, а не 12 тыс., как сейчас. Но главное, международное признание не должно было бы ограничиваться популярностью у туркменских студентов. Еще более важным, чем въездная мобильность, показателем качества образования считается т.н. показатель чистой мобильности, характеризующий баланс въездной и выездной мобильности. В отличие от стран ОЭСР, этот показатель в Беларуси имеет отрицательную величину. Хотя есть определенные трудности в интерпретации статистики ЮНЕСКО в вопросах мобильности применительно к Беларуси, эти показатели являются теми немногими, которые она представляет для международных отчетов.
Показатель чистой мобильности складывается не в пользу беларусского образования. На 2009 год, по данным ЮНЕСКО (данные запаздывают на 2-3 года), въездная мобильность заметно уступала выездной: —24334 человека или —4,2%. Это достаточно тревожный знак для беларусской высшей школы, претендующей на высокую оценку качества образования. В развитых станах с привлекательной системой образования, как правило, баланс положительный.
Еще более тревожным этот показатель чистой мобильности выглядит при сравнении его с аналогичным показателем 2004 года. По данным ЮНЕСКО, в 2004 году он составлял —1,6%. За пять лет показатель чистой мобильности уменьшился более чем в 2,5 раза [7, 200].
Анализ информации, представленной беларусским Минобром для международного отчета, показывает, что в действительности ситуация еще хуже, чем это представляется по данным ЮНЕСКО. Представленные беларусами цифры характеризуют не весь пятый уровень образования (высшее и среднее специальное образование), а только систему высшего образования Беларуси. А учитывая, что статистика выездной мобильности тоже характеризует преимущественно сферу высшего образования, то баланс этих двух видов мобильности может выглядеть еще более печально. При пересчете данных ЮНЕСКО с учетом специфики беларусских данных мы можем получить показатель чистой мобильности на уровне —5,7%.
Это похоже на ситуацию массового бегства беларусских студентов от национальной высшей школы, претендующей на место в топе лучших образовательных систем мира. Характерно, что увеличение выездной мобильности совпало с поворотом государственной образовательной политики в сторону самоизоляции беларусского высшего образования. Эта политика имела целью создать барьер на пути студенческой мобильности, но породила обратный эффект массового бегства молодежи за рубеж.
Что касается международных рейтингов, то ни один беларусский вуз не имеет шансов в обозримом будущем «засветиться» в каком-либо списке престижных университетов. А убогое состояние электронного или дистанционного обучения в нашей стране в полной мере выдает истинное отношение власти к инновационным процессам в образовании.
В отсутствии международной оценки качества среднего образования в нашей стране о бедственном состоянии школы можно судить по результатам централизованного тестирования абитуриентов. Вступительная кампания 2013 года сделала это состояние особенно наглядным для общественности. Республиканский институт контроля знаний Минобра шокировал публику сообщением о том, что 32,7% участников ЦТ по математике получили оценки 15 баллов и ниже, а по физике аналогичный результат показали 37% [10]. Ничего нового в таких результатах не содержалось, но впервые у общества появилось понимание того, что треть абитуриентов не смогла справиться с заданием даже на двойку с минусом. Однако Министерство образования в этой ситуации отметило лишь некоторое улучшение результатов ЦТ по сравнению с прошлым годом. Видимо, само понятие качества в нашей стране имеет также какой-то особый, противоположный общепринятому смысл.
Таким образом, имеющихся в нашем распоряжении данных о качестве беларусского образования достаточно для вывода о сомнительных перспективах образовательной политики, основанной на казенном мифе о беларусской самобытности. Но даже очевидная бесплодность официальной стратегии строительства национальной системы образования не является достаточным основанием для перемен. И не только потому, что перверсивный характер образовательной политики служит целям оправдания режима, но и потому, что у власти помимо навыков манипуляции идеологическими смыслами есть еще возможности прямого и косвенного подкупа больших социальных групп, включенных в образовательные отношения. И пока это так, самые алогичные мифы не потеряют свою убедительность.
1. Образование в Республике Беларусь. Статистический сборник. — Мн., 2013.
2. Рубинов А. Педагогический зуд реформаторства [Электронный ресурс] // СБ — Беларусь сегодня. — Электронная версия газеты. — 06.03.2008. — Режим доступа (на 30.03.2014): http://www.sb.by/post/ 64375/, свободный. — Загл. с экрана.
3. Магистратура в Беларуси предназначена для тех, кто занимается наукой [Электронный ресурс] // Naviny.By. — Интернет-журнал. — 06.12.2007. — Режим доступа (на 30.03.2014): http://naviny.by/rubrics/society/2007/12/06/ic_news_116_281770/, свободный. — Загл. с экрана.
4. Высшее образование можно будет получить и за три года [Электронный ресурс] // Завтра твоей страны. — Интернет-издание. — 04.02.2010. — Режим доступа (на 30.03.2014): http://www.zautra.by/art.php?sn_nid=5709&sn_cat=19, свободный. — Загл. с экрана.
5. Александр Лукашенко принял с докладом Министра образования Сергея Маскевича [Электронный ресурс] // Президент Республики Беларусь. — Официальный интернет-портал президента РБ. — 24.07.2012. — Режим доступа (на 30.03.2014): http://president.gov.by /ru/news_ru/view/aleksandr-lukashenko-prinyal-s-dokladom-ministra-obrazovaniya-sergeya-maskevicha-3898/, свободный. — Загл. с экрана.
6. Доклад Президента Республики Беларусь А.Г.Лукашенко на третьем Всебелорусском народном собрании [Электронный ресурс] // Президент Республики Беларусь. — Официальный интернет-портал президента РБ. — 02.03.2006. — Режим доступа (на 30.03.2014): http://president.gov.by/ru/news_ru/view/doklad-prezidenta-respubliki-belarus-aglukashenko-na-tretjem-vsebelorusskom-narodnom-sobranii-5863/, свободный. — Загл. с экрана.
7.Global education digest. Montreal, Canada.: The UNESCO Institute for Statistics: http://www.uis.unesco.org/Education/Pages/ged-2011.aspx.
8. Education at a Glance 2012: OECD Indicators, OECD Publishing.: http://dx.doi.org/10.1787/eag-2012-en.
9. Обзор государственных расходов в Республике Беларусь. Повышение качества предоставляемых государством услуг в условиях жестких бюджетных ограничений. Часть 2. 21 февраля 2013 года / Всемирный банк, 2013.
10. Официальные результаты ЦТ-2013 года: статистика и видеорепортажи [Электронный ресурс] // Куда поступать.by. — Электронный справочник абитуриента РБ. — 09.07.2013. — Режим доступа (на 30.03.2014): http://kudapostupat.by/article/item/id/1075, свободный. — Загл. с экрана.
Электронную версию сборника можно скачать в разделе «Библиотека».
С видеозаписью хода конференции можно ознакомиться, перейдя по ссылке.
Іншыя публікацыі
-
Владимир Мацкевич: Гражданское общество. Часть 10.3
Еще несколько добавлений про сети и сетевое общество.
-
Владимир Мацкевич: Гражданское общество. Часть 10.2
Сетевое общество и сетевая коммуникация уже давно в центре внимания культурологов и политологов. Сейчас эта тема обсуждается в связке с интернетом и таким интернет-явлением, как социальные сети.
-
Владимир Мацкевич: Гражданское общество. Часть 10.1
Доступно ли гражданское общество непосредственному наблюдению? Как его можно увидеть, зафиксировать, измерить?
-
Владимир Мацкевич: Гражданское общество. Часть 9.2
Мужество иметь собственное мнение, о котором я говорил в предыдущем фрагменте, ничего не стоит без истинности этого мнения.
Каментарыі і дыскусіі
Уводзіны ў філасофію Уладзіміра Мацкевіча. Серыя размоў (Аўдыё)
Размова шаснаццатая — пра тое, як адказваюць тэалогія, навука і філасофія на кантаўскія пытанні: «Што я магу ведаць?», «Што мушу рабіць?» і «На што магу спадзявацца?»