Немного о социальном знании и знании о социуме.

В принципе, и того, и другого вообще немного, но даже то знание, которое есть, очень запутано и противоречиво. Причем объем знаний о социуме постоянно растет, поэтому путаницы и противоречий становится все больше.

Нет смысла подвергать сомнению нужность социального знания и знания о социуме, но нужно ли мириться с ростом противоречий и все большей путаницей? Не думаю, что можно некой одной теорией или одним методологическим подходом исправить положение дел в сфере знания о социуме, но некоторый порядок в том, с чем приходится сталкиваться, можно попытаться навести. А приходилось сталкиваться в последнее время с несколькими попытками социальной аналитики, с попытками понять беларусское общество. И в этих попытках бросается в глаза игнорирование некоторых простейших вещей. Этот набросок относится к моей критике попыток, с которыми мне приходилось сталкиваться.

Итак, общество можно представить в описаниях как многослойное и многосекторальное.

Например, так:

Если совместить в одном представлении слои и секторы, то получится некое объемное тело, вроде яйца с разными слоями, тапа поверхностной скорлупы, внутреннего желтка и несколькими слоями между ними, причем разделенными внутри перегородками, примерно так:

Поскольку люди, имеющие или приобретающие социальное знание и знание о социуме, сами находятся в этом социуме и являются его частью, то этих людей можно изобразить точками в некотором сегменте на такой грубой схеме.

Если представить себе, что социальное знание и знание о социуме у каждого человека основано только на его собственном опыте, то оно очевидно ограничено рамками и границами сегмента, в котором человек определен и свободен двигаться и перемещаться, наблюдая и набираясь опыта. Примерно так:

Мир такого эмпирического человека дан ему в социальном знании того, как устроены отношения людей в сегменте его обитания. Но он еще нечто знает о слоях, которые выше или ниже его слоя, и кое-что может знать о жизни в соседних сегментах. Как-то так:

Этими сегментами целого социума, как правило, ограничивается эмпирическое социальное знание конкретного человека. Этими же сегментами ограничивается и социальная мобильность конкретного человека. Он может изменить свое социальное положение, перебравшись на слой выше или упав ниже, может эмигрировать в другую страну с сохранением своего социального положения или с утратой его. Сменить профессию или род занятий. Границы между слоями и сегментами в разные эпохи и в разных цивилизациях по-разному, в разной степени, но все же проницаемы. Вот как-то так:

В первом приближении так можно описать социальное знание, доступное любому члену общества эмпирическим путем. Но знание о социуме имеет принципиально иную природу. Субъект знания о социуме как бы выходит из общества и начинает обозревать его из внешней позиции как объект своего познания, как научный объект.

Знание о социуме строится как общее знание, оторванное от любой конкретной позиции внутри социума. Если социальное знание в каждом сегменте отличается от аналогичного знания в другом сегменте, то знание о социуме не зависит от сегментного социального знания, и знание о социуме может использовать социальное знание в каждом из сегментов как материал в работе со своим предметом познания.

Полученное таким образом знание о социуме становится доступным любому члену общества в каждом из сегментов через образование и СМИ.

Если бы не было науки, образования и СМИ, то каждый член общества ограничивался бы только своим эмпирическим социальным знанием. А через СМИ и образование каждый может дополнить свое собственное эмпирическое социальное знание общим (объективным или идеологически ангажированным) знанием о социуме.

В результате, каждый член общества вынужден дополнять собственное эмпирическое социальное знание объективным или идеологически ангажированным знанием об обществе. Эти два типа знания могут поглощать друг друга, когда научное знание о социуме определяет субъективную картину мира у члена социума или, наоборот, социальное знание индивида определяет интерпретацию получаемого в образовании или через СМИ знания о социуме. Эти знания могут противоречить одно другому или быть хорошо согласованными.

Отношения между этими двумя типами знаний во многом определяют социальную успешность членов общества, их адаптивность или их способность влиять на общество. Каждый индивид, включая ученого, который стремиться занять позицию вне общества для объективного исследования его, знает об обществе, пользуясь этими двумя способами познания, собирая полученное опытным путем собственное социальное знание и полученное в образовании или через СМИ знание о социуме в собственную картину социального мира, в собственную картину мира. Обретает социальную компетентность и грамотность.

Есть свои специфические методологические проблемы в познании общества как одним, так и другим способом.

Проблемы получения социального знания связаны с ограничением социальной мобильности членов общества. Все, что мы можем знать эмпирическим путем, определяется тем, где, в каких сегментах и слоях общества мы могли бывать, как активно и сознательно мы в них действовали. Доступность сегментов и слоев определяют объем социального знания индивида, а степень осознанности действий и поведения, а также рефлективность и гибкость сознания влияют на содержание социального знания.

Иное дело — знание о социуме. Методологические проблемы в познании социума могут быть разных типов:

• Проблемы выхода в наблюдательную позицию, из которой социум дан как внешний объект и предмет. Какая степень разотождествления с обществом может считаться достаточной для научного познания общества? Религиозные картины социума тоже строятся из внешней позиции, но очень сильно отличаются от научных. Идеологические и политические картины социума строятся из внешних, но ангажированных позиции.
• Проблемы подхода и построения предмета познания. Знание о социуме определяется прагматикой. Даже выходя в наблюдательную позицию, исследователь сохраняет некоторые установки, имеющие социальное же происхождение. Как минимум, это могут быть консервативная или прогрессистская установки: исследователь изучает социум ради самого познания, но оформляет полученное знание так, чтобы изучаемый объект остался неизменным (здесь научная установка мало отличима от консервативной), или так, чтобы изменить нечто в обществе (здесь научная установка мало отличима от конструктивистской или реформаторской).
• Проблемы метода познания и доступности объекта исследования.

Дело в том, что из внешней позиции виден только поверхностный слой целого общества. А что лежит в обществе на поверхности? Это может быть верхний уровень или слой, т.н. высшее общество. Можно ли наблюдая «высшее общество» судить об обществе в целом? Очевидно, что нельзя, поскольку за внешним слоем не видны нижележащие слои. Но, помимо этой очевидности, приходится признать, что из внешней позиции нельзя изучить даже само высшее общество. Верхний поверхностный слой общества сам по себе весьма сложно устроен. Он дан наблюдателю не целиком, а в его индивидуализированных проявлениях — публичных фигурах. Публичное предъявление индивидов, входящих в высшее общество, или в верхний слой, если он устроен как-то иначе, не раскрывает собственно социальных явлений даже в самом высшем обществе.

Это грубо можно изобразить в виде ежа:  

Публичные фигуры (политики, звезды, актеры и т.д.) видны вне своей обыденной социальной жизни. Это как иглы ежа скрывают при поверхностном осмотре его кожы. В отношении современного общества эта мысль кажется тривиальной, поскольку ни один исследователь не станет судить об обществе по поведению или по заявлениям звезд и политиков. Но то же самое — и с традиционными обществами и дикими племенами. Все гуманитарные объекты отличаются от природных объектов своей намеренностью, или интенциональностью, т.е. умеют не только быть, но и казаться. И для внешнего наблюдателя они всегда поворачиваются той своей стороной, которой хотят казаться.

Исследователи традиционных обществ (антропологи, этнографы, психологи) давно научились обходить эту проблему. Но современные общества, в свою очередь, научились «обманывать» исследователей. Общество интенционально, ему не безразлично, какое впечатление оно производит на внешнего наблюдателя, даже если этот наблюдатель просто ученый из этого же общества.

Поэтому исследователи предпочитают поверхностному наблюдению «глубинное бурение», иногда заглядывая на самое «дно общества».

Но это мало помогает, поскольку во всех слоях, включая самое «дно общества», обитают интенциональные субъекты, стремящиеся казаться исследователю такими, какими хотят, чтобы их видели.

Возможно ли разрешить эти проблемы познания социума (проблемы выхода, проблемы подхода, проблемы доступности)?

Частично эти проблемы постепенно решаются: совершенствуются методы исследования, рефлектируются подходы, сами ученые работают над собой, все более и более разотождествляясь с обществом. Но, по мере развития метода, появления все более совершенного знания об обществе, это знание становится достоянием самого общества. Общество больше познает себя и становится все более изощренным в своей интенциональности.

Поэтому отношения исследователей общества и развития самого общества напоминают гонку Ахиллеса за черепахой. Причем черепаха старается быть не столько быстрее Ахиллеса, сколько умнее его.

Иногда исследователи социума пытаются делать вид, что их отношения с объектом исследования такие же, как у естествоиспытателей с природой. Т.е. их познание никогда не будет абсолютным, но может асимптотически приближаться к истине. Однако это совсем не так.

В постулатах естествознания содержится убеждение, что природа такова сегодня, какой была и вчера. Т.е. на момент начала исследования и по окончанию его природа одна и та же, поэтому если исследование удалось, то мы узнали о природе немного больше, чем раньше. Сама же природа нисколько не изменилась от того, что мы о ней узнали. И познаваемые законы природы действуют независимо от того, что и сколько мы о них знаем.

С социумом в целом и с его отдельными представителями дела обстоят совершенно иначе. Все, что мы узнаем об обществе, становится известно самому обществу, и это знание меняет общество. Поэтому на момент начала исследования и по его окончании социальный исследователь имеет дело с разными обществами, с разными объектами. Общество познает само себя посредством исследователей и меняется в процессе самопознания.

Исследователи же делают вид, что за время их исследования общество осталось одним и тем же. Так требует их исследовательский метод, так строится предмет их познания. И здесь возникает новая метапроблема: неконгруэнтность объекта и предмета в социальных исследованиях.

В естественных науках такой проблемы нет и быть не может. Там понятно, что предмет и объект исследования не тождественны друг другу. Нетождественны, но конгруэнтны. Т.е. предмет исследования — это тот же объект, но только в той его части, которая известна науке на данном этапе ее развития.

В социальном же исследовании — все иначе. Предмет исследования конгруэнтен объекту исследования при планировании исследования и в начале его, и эта конгруэнтность исчезает, когда исследование закончено и опубличено. Теперь общество знает о себе еще и то, что было получено в этом исследовании, и становится другим.

Так есть ли выход из этой апории с Ахиллесом и черепахой?

Да, и он только один: отказ от объективистского подхода к исследованию общества. Раз уж исследование меняет общество, хочет того исследователь, или не хочет, то проще исследователю захотеть этого самому, чем вынудить общество не меняться.

Если уж черепаха не хочет идти навстречу Ахиллесу, то Ахиллес сам должен найти подход к черепахе. Путь к постоянно меняющейся черепахе лежит через постоянные изменения Ахиллеса.

Текст впервые был опубликован на сайте Летучего университета