Размова шаснаццатая — пра тое, як адказваюць тэалогія, навука і філасофія на кантаўскія пытанні: «Што я магу ведаць?», «Што мушу рабіць?» і «На што магу спадзявацца?»
Андрей Егоров: До Беларуси доходит в лучшем случае 30% донорской помощи
Как и кто делит донорские деньги для Беларуси, почему после 2010 года меньше дают на права человека, «Еврорадио» рассказывает директор Центра европейской трансформации, политолог Андрей Егоров.
По подсчетам экспертов Центра европейской трансформации, с 2006 по 2011 год ЕС, США и другие страны мира выделили Беларуси около 700 миллионов долларов донорской помощи.
Еврорадио: Интересно, к какому заключению пришли, проанализировав все эти цифры, направления, проекты?..
Андрей Егоров: Роль гражданского общества не такая уж и значительная в реализации этих программ. И проблема заключается не в размерах помощи, которая идет на Беларусь, а в механизмах и средствах того, как она направляется — в тех каналах, через которые осуществляется эта помощь, и тех принципах, на которых она основывается.
— По вашим подсчетам с 2006 по 2011 год в Беларусь доноры направили 680,8 миллиона долларов. Сколько из них получили госструктуры, а сколько — гражданское общество?
— На гражданское общество идут малые проекты на мелком уровне. А государство получает большие институционные ресурсы, многомиллионные программы, которые дают ему значительное преимущество в использовании этих средств на те цели, которые выгодны для белорусского государства.
— А в цифрах: сколько за это время получило гражданское общество и сколько — государство?
— Непосредственно на гражданское общество, по разным подсчетам, была выделена где-то лишь 1/10 часть от всех денег. Тогда как на государственные и окологосударственные институты около 30 процентов этих денег пошло. А вот остальные деньги достаточно условно делятся между гражданским обществом и беларусским государством. Поскольку значительная часть этих денег (донорской помощи Беларуси. — прим. «Еврорадио») оперируется международными институтами, идет на покрытие расходов самих стран и институтов в странах Европейского Союза, оперирующих этими средствами для Беларуси. Поэтому здесь есть две проблемы. Первая: сколько денег выделяется гражданскому обществу, а сколько — государству? Вторая: сколько из этих денег получает Беларусь, а сколько находится в обороте самих механизмов, через которые осуществляется помощь? И в первом, и во втором случае ситуация не очень веселая как для гражданского общества, так и для Беларуси в целом.
— Что у вас во время этой работы с цифрами вызвало наибольшее удивление?
— Если смотреть на расходы стран на права человека, то видно значительное снижение в этом направлении после 2010 года. Часть этих средств перенаправлена на поддержку непосредственно демократических институтов. С прав человека деньги перенаправили на другие целевые аудитории. И это поразительный факт.
— Видно ли из документов, с которыми вы работали, насколько эффективно используются направленные в Беларусь деньги?
— Нет. Мы это не анализировали. Но если посмотреть на ситуацию с переменами в Беларуси за последнее десятилетие, то можно говорить, что та внешняя помощь, которая идет Беларуси, в смысле демократических трансформаций и развития гражданского общества — не эффективна.
— Деньги используются неэффективно или — не по назначению?
— Это означает, что система идущей помощи, она в значительной степени сама стимулирует неэффективность ее использования. К примеру, роль гражданского общества в определении тематических приоритетов, целей и порядка реализации проектов остается незначительной. А это означает, что сами беларусские агенты очень мало влияют на то, как, по каким принципам и на какие цели эта помощь будет использоваться. А это, в свою очередь, значительно снижает ее эффективность. И даже на международном уровне вопрос неэффективности этой помощи в целях развития очень остро ставится с 2005 года. Они пытаются ввести новые принципы, в которых роль гражданского общества повышается. Но пока эти принципы воплощают, они претерпевают значительные изменения.
— Могут ли аналитики из специальных структур из вашей работы узнать, кто и сколько из «пятой колонны» получает донорских денег?
— Нет, там все данные идут как статистические обобщения. На специальных сайтах можно просмотреть названия и программ, и проектов, суммы, которые на них расходуются, но увидеть там беларусских участников этих программ, если они не хотят быть увиденными, не получится.
— Сколько донорских денег доходит до Беларуси после того, как попадают в руки различных европейских посредников?
— Дело в том, что схемы, по которым идут деньги в Беларусь, не прозрачны. Из-за ситуации правовой и ограничения использования международной технической помощи в Беларуси. Например, используется партнерская схема — когда в партнерстве с беларусской организацией действует европейская организация гражданского общества. Однако де-факто эти деньги оказываются в Беларуси, перемещаясь непрозрачным путем. Это достаточно известные вещи, и сидящий в тюрьме Беляцкий — свидетельство абсурдности ситуации с международной помощью. Но это те условия законодательства, которые установлены беларусским режимом для того, чтобы пресечь поступление всех возможных ресурсов на поддержку гражданского общества.
— Большая ли часть донорских денег не пересекает беларусскую границу?
— Очень значительная часть денег не пересекает беларусскую границу и вообще не попадает в Беларусь. До Беларуси в лучшем случае 30% ресурсов доходит, которые непосредственно в нашей стране используются. И в этом вина не только плохих посредников или гражданского общества, которое стремится вывозить эти деньги из страны, но тех условий, которые создаются в стране для использования зарубежной помощи. По нашим законам, это все по большей части нелегально.
— А разнообразные семинары для беларусов за границей, которые организовывают зарубежные организации, финансируются также из «беларусских денег» и учтены в вашей работе?
— Да. И эти деньги все равно будут в отчете той страны, которая первая выделила их кому-то. А вот кому она их выделила — публичному институту вроде своего МИД или какой-нибудь другой публичной организации или агентству, работающему «под правительством», или это международный институт вроде ООН, или университет или организация гражданского общества — не существенно. Дальше эти организации в рамках целевого назначения этих денег могут использовать их на организацию семинаров, образование и так далее.
— Проанализировав суммы финансирования и те программы, на которые они расходуются, вы можете согласиться с главой Беларуси в том, что оппозиция получает от Запада сумасшедшее финансирование?
— Этого сказать однозначно нельзя. Можно сказать, что самым крупным грантополучателем является беларусское государство и различные его институты, а не гражданское общество. Точнее, это — беларусское государство и международные посредники. Вот они получают значительную часть денег. А вот оппозиция и гражданское общество получают явно меньшую часть ресурсов.
— В таком случае удивляет нежелание властей участвовать в проектах программы «Восточное партнерство» — это принесло бы стране дополнительные деньги...
— Логика государства в том, чтобы ограничить всяческие ресурсы, которые могут пойти на развитие гражданского общества. Мы знаем, что публичные институты значительно менее эффективны в использовании этой помощи, в отличие от институтов частных и гражданского общества. А допустить хоть какое-то развитие альтернативных государственным институтам агентов в современной Беларуси представляется беларусскому режиму очень опасным. Поэтому режим стремится не получить больше выгод для государства, для нации, для Беларуси и для себя непосредственно, сколько — не допустить всяческими мерами развития альтернативных политических сил, общественно-политических субъектов. С которыми потом, по мнению государства, надо будет вступать в какой-то диалог. А этого режим опасается больше всего.
— С ваших слов получается, что, если завтра доноры откажутся от финансирования программ и проектов в Беларуси, то больше, в финансовом смысле, потеряет государство, чем гражданское общество?
— Если речь идет о деньгах в абсолютных цифрах, то да — больше потеряет от такого шага государство. Но и для гражданского общества это будет иметь очень плохие последствия — из-за того, что для него нет возможности опираться на какие-то внутренние ресурсы. Но в наибольшей степени такая ситуация будет плохой для Беларуси в целом. Ведь те деньги, которые направляются в Беларусь, — это не кредиты! Их потом не надо будет возвращаться с процентами. Они ведь позволяют реализовывать инновационные проекты, искать новые стратегии развития, устранять недостатки в тех сферах, на которые у государства не хватает денег.
— Что можете сказать насчет того, как менялась донорская помощь Беларуси в 2012 году?
— Мне кажется, что основные тренды сохранятся: уменьшение участия в программах публичных институтов и государства и увеличение расходов на гражданское общество.
Другие публикации
-
Политтехнологии третьего поколения. Вебинар Владимира Мацкевича #4 (Видео)
1 июня беларусский философ и методолог Владимир Мацкевич провел четвертый вебинар по теме: «Что нужно знать про политику в Беларуси, России и Украине, чтобы не дать себя обмануть».
-
Политтехнологии третьего поколения. Вебинар Владимира Мацкевича #3 (Видео)
28 мая беларусский философ и методолог Владимир Мацкевич провел третий вебинар по теме: «Что нужно знать про политику в Беларуси, России и Украине, чтобы не дать себя обмануть».
-
Политтехнологии третьего поколения. Вебинар Владимира Мацкевича #2 (Видео)
25 мая беларусский философ и методолог Владимир Мацкевич провел второй вебинар по теме: «Что нужно знать про политику в Беларуси, России и Украине, чтобы не дать себя обмануть».
-
Политтехнологии третьего поколения. Вебинар Владимира Мацкевича #1 (Видео)
21 мая беларусский философ и методолог Владимир Мацкевич провел первый вебинар по теме: «Что нужно знать про политику в Беларуси, России и Украине, чтобы не дать себя обмануть».
Комментарии и дискуссии
Уводзіны ў філасофію Уладзіміра Мацкевіча. Серыя размоў (Аўдыё)
Размова шаснаццатая — пра тое, як адказваюць тэалогія, навука і філасофія на кантаўскія пытанні: «Што я магу ведаць?», «Што мушу рабіць?» і «На што магу спадзявацца?»