Идея этой дискуссии зародилась достаточно давно, во время Фестиваля молодежной журналистики в Гродно. Предмет тоже не нов, но главным для собеседников стал вопрос: изменилось ли качество войны. Наблюдаем ли мы новый ее тип? Можно ли в ней не участвовать? А если участвовать, то как?

Философ и методолог Владимир Мацкевич и журналист Андрей Александров попытались разобраться на украинском примере и с деликатной модерацией социолога Татьяны Водолажской. Текс дискуссии был опубликован на сайте Летучего университета.

Андрей Александров: Нынешние войны отличаются от «старых» тем, что теперь относительно меньше стреляют и больше врут. За последние годы произошли серьезные изменения в том, как человечество производит и потребляет информацию. Во времена Геббельса скидывали листовки над вражескими окопами, сейчас «во вражеские окопы» запускают тысячу проплаченных троллей. Информационная война как явление не нова — просто ее масштабы и способы ведения изменились.

Владимир Мацкевич: Я бы предпочел говорить про совершенно новый тип войны. Но следует сделать экскурс в историю и признать, что действия, которые можно назвать элементами информационной войны, можно наблюдать еще в Библии и у Гомера. Гомер описывает мобилизацию греков на войну с Троей и роль в этом поэтов. А Солон в войне за Саламин мотивировал афинян силами устного народного творчества, искусства. Информационная война всегда имела двоякую направленность. С одной стороны, она обращена на собственный народ, потенциальных бойцов, для поднятия боевого духа, мобилизации и разжигания ненависти к врагу. Другая ее направленность — это деморализация противника. Для этого в древние времена использовались специально засланные пророки, поэты...

Татьяна Водолажская: Всё, как сейчас.

В.М.: Но никогда еще информационная война не достигала современного уровня. Франсиско Гойя во времена походов Наполеона на Испанию рисовал серию офортов, показывая зверства и жестокость французов в оккупированной ими Испании. Когда Бисмарк говорит о том, что войну выигрывает прусский учитель, это указывает на то, каким образом загодя обрабатывается собственное население. С появлением радио информационная война приняла почти современные формы. Но она всё еще оставалась всего лишь сопровождением войны «горячей». Современная война имеет совершенно другие особенности. Мой давний оппонент Юрий Громыко говорит о консциентальных войнах — «войнах за сознание». Главный удар наносится по идентичности людей, и информационное воздействие направлено на подрыв того, что мы привыкли считать воображаемыми сообществами, которые задают единство апперцепции больших групп людей, наций, классов. Громыко, ссылаясь на целый ряд философских, социологических работ — от Тоффлера и дальше — показывает, что в современном информационном обществе управление идентичностью людей становится заботой генеральных штабов армии, спецслужб, крупнейших разведывательных сетей и т.д.

А.А.: Чем это принципиально отличается от того, что было раньше? Ведь информационная война всегда направлена на поднятие духа «своих» и дегуманизацию «врагов». У немцев были евреи, которые пытались «обокрасть и унизить великую немецкую нацию», теперь Россия твердит, что украинцы недонация, поэтому не имеют права на всё то, за что выступали на Майдане. Просто каналы и способы передачи информации изменились. К примеру, журналисты потеряли монополию на производство информационного контента. Еще лет десять назад пресса была чрезвычайно важна. К примеру, когда в 2003 году США вторглись в Ирак, многие американские журналисты и солидные издания фактически поддержали вранье собственного правительства, оправдывающего военное вторжение и, по сути, стали пропагандистами. Сегодня 20-летний хлопчик в Украине, который гуглит картинки российского вранья и выставляет у себя в блоге: «Смотрите, эта убитая девочка не из Славянска, а из Сирии!», тоже становится солдатом информационной войны, возможно, таким же важным, как журналист центрального издания. Но этим «солдатом» никто не управляет.

Т.В.: Может быть, как раз эта неуправляемость меняет структуру войны? Если в прежние времена «информационный» компонент войны был как бы комментирующим, подающим или преуготовляющим к восприятию, но сам ход войны определялся физическим «полем боя», то теперь можно говорить, что «информационный» компонент управляет всем ходом войны, в том числе и тем, что происходит в невиртуальном мире.

В.М.: Да, информационная война всегда была аперитивом или сопровождением «горячей» войны. К примеру, Громыко говорит, что развал Советского Союза произошел в результате холодной войны.

А.А.: Которая была практически в чистом виде информационной...

В.М.: И в которой была подорвана идентичность того, что «великий мыслитель нашего времени» Леонид Ильич Брежнев назвал «новой исторической общностью — советским народом». На место подорванной идентичности пошла идентичность национальная, и в результате под действием центробежных тенденций СССР развалился.

А.А.: Получается, Россия проиграла информационную войну — она как раз сплотила украинцев вокруг их идентичности.

В.М.: Мне кажется, что сегодняшняя информационная война списана с той, в итоге которой, по мнению Громыко, развалился СССР. Война, как и игра, никогда не дает гарантированного результата. Думаю, что массированная информационная атака, которую проводила Россия до Майдана, во время него и продолжает до сих пор, имела непредсказуемые последствия. Как, например, сплочение украинской нации. Но нельзя этого сказать про жителей Крыма и часть жителей Донбасса, где велика концентрация людей, которые разотождествили себя с украинским народом и стали если не сторонниками сепаратистской идеи Новороссии, то приняли ее, как возможную.

А.А.: Нельзя же сказать, что информационная война России разрушила идентичность жителей Крыма, которые никогда толком и не отождествляли себя с украинской нацией.

В.М.: Украинское государство недорабатывало в этом, поскольку управляли им в первую очередь олигархи, занятые исключительно раздербаниванием экономики. Но работали украинские поэты, мыслители, журналисты. Во многом благодаря им украинцы в нужный момент смогли сплотиться.

Т.В.: Насколько я поняла Андрея, мы наблюдаем нарастание информационного компонента, насыщенность технологиями, но в принципе ничего нового в содержательном плане.

В.М.: С этим я не спорю.

Т.В.: Итак, увеличение количества контента, способов его передачи, способов управления в конце концов переходит в определенное качество. Информационная составляющая войны становится основной. Но при этом не совсем понятно, что происходит с участниками: кто является «бойцами» этой войны, поменялся ли «человеческий материал»?

Далее — читайте на сайте Летучего университета.