Украина не может совмещать военные действия с активной фазой реформ — без затухания конфликта получается война на два фронта.

15-часовой переговорный марафон «нормандской четверки» завершился оглашением Декларации глав государств в поддержку комплекса мер по выполнению минских соглашений, принятого 12 февраля 2015 года и, собственно, самого комплекса мер, принятого контактной группой по урегулированию ситуации в Украине. Каждая сторона переговоров трактует минские соглашения в свою пользу.

Но способны ли согласованные в беларусской столице документы принести мир в Украину? Достигнутые в ходе минской встречи «нормандской четверки» договоренности комментирует генеральный директор Международного консорциума «ЕвроБеларусь» Влад Величко.

— Соглашения, подписанные в рамках переговоров «нормандской четверки», уже назвали очередным перемирием, но не миром. Как вы оцениваете данный результат?

— Пока я склонен согласиться с такой оценкой. Несмотря на то, что документы приняты при содействии глав государств, все предыдущие шаги сторон свидетельствовали о намерении продолжать боевые действия, а не остановить их. Стоит дождаться 15 февраля, когда должно наступить прекращение огня, чтобы делать выводы об устойчивом или неустойчивом характере минского соглашения.

Насколько я понял, под принятым «нормандской четверкой» документом не стоит никаких подписей. Я бы сказал, он носит устный характер, что свидетельствует о нестабильности позиций сторон. Очень похоже на то, что главная цель минского соглашения — остановить активную фазу военного противостояния на Донбассе.

— Кто выиграл от новых минских соглашений? Андрей Илларионов убежден, что Путин получил все, что хотел, и не взял на себя никаких обязательств.

— Я не являюсь военным экспертом, чтобы делать такие глобальные выводы.

Больше всех в результате переговоров выиграл Александр Лукашенко. Он выиграл от того, что подобного рода соглашения подписаны в Минске при участии глав Франции и Германии. Лукашенко продолжает эксплуатировать тему «миротворца» или Беларуси как площадки для миротворческих переговоров. Именно потому лицо Лукашенко светилось такой радостью — больше, чем у кого бы то ни было.

Самое главное — достигнуто соглашение о прекращении огня; если огонь будет реально прекращен, больше всего выиграют мирные люди, которые находятся в зоне боевых действий.

— Почему Украина приняла изначально проигрышные условия?

— Не могу так трактовать соглашение, мы не можем говорить об изначальной проигрышности условий для Украины. Минское соглашение можно назвать компромиссом. Порошенко, как заинтересованный в прекращении военных действий глава государства, стремился к этому компромиссу. Украина не может совмещать военные действия с активной фазой реформ — без затухания конфликта получается война на два фронта.

Если говорить о предоставлении особого статуса отдельным районам Донецкой и Луганской областей, то представить себе минское соглашение без подобного шага невозможно. Стоило ожидать, что в рамках минских переговоров «нормандской четверки» эти территории будут особо обозначены, однако речь не идет ни об автономии, ни о федерализации.

Вообще в минском соглашении присутствуют отдельные пункты, выполнить которые невозможно. Например, пункт о том, что Украина берет на себя обязательство изменить свою Конституцию. Не представляю, как такой пункт мог попасть в принятый «нормандской четверкой» документ: изменение Конституции — прерогатива исключительно украинского народа, и ни один президент не мог взять на себя такое обязательство. Я к тому, что никто не может гарантировать изменение Конституции Украины.

— Значит, правы те, кто сравнивает минское соглашение с Брестским миром для Украины?

— Брестский мир стал основой для перекраивания границ. Я не знаю, в какой степени минское соглашение можно оценивать как мир, скорее, это временное соглашение.

В нашем случае можно говорить об образовании своеобразного «Приднестровья» в теле Украины, что объясняет, почему Россия вела себя таким образом.

Я не стал бы торопиться с констатацией факта, что эти территории отделяются от Украины. Если бы речь шла о пересмотре границ, то в соглашении так или иначе поднимался бы вопрос Крыма.

— Эдвард Лукас назвал минские соглашения капитуляцией Европы, Витаутас Ландсбергис считает, что они хуже Мюнхенского сговора. В какое положение поставил себя Евросоюз в результате подписания «минских соглашений»?

— Я не вижу таких трагических моментов в этом соглашении. Хотя бы потому, что лично мне непонятна роль, которую играли Меркель и Олланд. Что именно гарантировали стороны? Какую роль исполняли Олланд и Меркель как главы Франции и Германии или как представители Евросоюза: либо они гарантировали незыблемость соглашений между Россией и Украиной, либо выступили третьей силой, которая принуждала ту или другую сторону к определенному решению?

Роль Евросоюза в подписании минского соглашения совершенно неясна.

Для Евросоюза важно только одно: деэскалация военного конфликта на территории восточного соседа. Не знаю, до какой степени Европа была озабочена фактором цены за мир в Украине. Равно как затрудняюсь сказать, почему условия минского соглашения считают настолько проигрышными для Украины.

— Что дальше? Никаких гарантий мира нет, Кремль, развязавший войну, выиграл дипломатический раунд войны. Похоже, у Путина развязаны руки относительно дальнейших действий в Украине.

— Вряд ли стоит ожидать новых сценариев развития ситуации в Украине. Главный вопрос: насколько устойчивы соглашения, заключенные в Минске? Если они окажутся устойчивы, тогда следует исходить из факта существования территорий, которые живут не по законам Украины и не подчиняются Киеву.

Неустойчивость минских соглашений приведет к откату ситуации назад, к возобновлению боевых действий.

Но говорить о жизнеспособности достигнутых в Минске соглашений мы сможем только через неделю-две.