Владимир Мацкевич: Тотальная ложь стала судебной практикой, которая несет угрозу каждому гражданину

16.03.2016
Алексей Юрич, Служба информации «ЕвроБеларуси»

Фото Змитера Лукашука

Практически любого человека можно убить «по закону» на основании ложных показаний, которые дают сотрудники правоохранительных органов.

Суд Центрального района Минска попытался осудить за участие в митинге Владимира Мацкевича, который во время акции находился за пределами Беларуси. Вместо «посильного» вклада в пополнение госказны в виде штрафа, Владимир Мацкевич вскрыл схему лжесвидетельствования в беларусских судах.

Суд Центрального района Минска 15 марта отправил на дорасследование дело философа и методолога Владимира Мацкевича, которого судили якобы за участие в акции в поддержку индивидуальных предпринимателей 15 февраля в столице. Мацкевич предъявил в суде использованные билеты на самолет и штамп в паспорте, которые подтверждают, что 15 февраля он находился в Варшаве, хотя свидетельствовавшие в суде сотрудники ОМОН утверждали, что видели Мацкевича на акции.

Глава Рады международного консорциума «ЕвроБеларусь» Владимир Мацкевич поделился со Службой информации «ЕвроБеларуси» выводами, извлеченными из заседания суда.

— Как вы умудрились превратить стандартный суд по выбиванию денег у оппозиционеров в разоблачение лжесвидетелей?

— Такого рода суды достаточно стандартны, сценарий известен, в том числе и мне. Но не так просто все это доказать: и суды, и правоохранительные органы повязаны между собой круговой порукой. Поэтому судьи прекрасно знают, что свидетели на таких процессах лгут. Но судьи привыкли выносить приговоры «под копирку». Как правило, к ответственности в таких делах привлекаются люди, участвовавшие или хотя бы присутствовавшие на акциях оппозиции, на акциях протеста, которые не отрицают факта присутствия. А нецензурную брань или размахивание руками, которые приписывают им «свидетели», достаточно трудно опровергнуть. Тем более, что свидетельство милиционеров суды принимают безоговорочно.

В данном случае, я имел достаточно убедительное алиби, абсолютное алиби, подтвержденное документами, которые трудно подделать, невозможно купить. Когда меня настойчиво вызвали в суд, я решил воспользоваться хорошей возможностью показать — чего на самом деле стоит такого рода «правосудие». Собственно, я проделал стандартную процедуру, которую на моем месте проделал бы любой сообразительный, рефлексивный участник такого рода акций.

Здесь нет ничего особенного, так сложились обстоятельства: такую ошибку допустили сотрудники Центрального РОВД, а судья не озаботился проверкой материалов дела, чтобы не попасть впросак.

— Суд принял странное решение — отправить протокол в райотдел милиции на доработку. Что дорабатывать-то?

— Решение только на первый взгляд непрофессионала выглядит странным. Специалисты объяснили мне специфику административного судопроизводства: постановление судьи в сложившейся ситуации выглядит вполне логичным. Она вывела себя из-под удара, не вынеся мне обвинительного приговора; в то же время, она не признала лжесвидетельствами показания трех милиционеров, которые не обязаны свидетельствовать против себя, а материалов дела недостаточно для обвинения свидетелей в даче ложных показаний. Чтобы суд мог убедиться, что свидетели дают ложные показания, их нужно было допрашивать снова, а свидетели как обвиняемые не обязаны свидетельствовать против себя. А других материалов для обвинения свидетелей в лжесвидетельстве у суда нет.

Но судья при этом знает, что свидетели лгали, потому что на такого рода процессах лгут все свидетели, но очень редко факт лжесвидетельства можно доказать. Отправив протокол на доработку, судья выводит из-под удара себя, не дает возможности обвинить в лжесвидетельстве вызванных в суд свидетелей. Но хуже всего то, что Процессуальный кодекс не предусматривает возможность обжаловать такое решение.

— Лжесвидетельство — уголовное преступление. Намерены вы ли довести этот инцидент до логического конца?

— Ложные свидетельские показания в административном процессе подлежат административному судопроизводству, а не уголовному. Поскольку суд был не уголовным, то дача ложных показаний, если дело дойдет до суда, будет разбираться в административном процессе.

Но дело еще нужно довести до суда, что мне, как человеку неопытному в юриспруденции, сделать проблематично. Я постараюсь довести дело до суда, посоветовавшись с компетентными людьми; возможно, даже удастся что-то сделать.

— Вас не первый раз пытаются привлечь к ответственности за участие в митингах, в которых вы не участвовали. Чем вызван столь пристальный интерес к вашей персоне?

— Давайте уточним: это первый случай, когда меня привлекают к ответственности за мероприятие, в котором я не участвовал. В прошлый раз дело не довели до суда, хотя и пытались возбудить, по факту моего заявления в милицию, которая и прекратила дело. Но я присутствовал тогда на митинге, хотя и не участвовал в нем: я проходил мимо, когда меня поймали журналисты. Вообще-то неправомочно привлекать меня к ответственности по журналистским материалам. По крайней мере, сами суды не принимают журналистские материалы в качестве доказательств, например, в пользу обвиняемых.

И нынешнее дело могло быть не доведено до суда. Если бы я пришел в милицию и показал паспорт с отметками о пересечении границы, дело было бы прекращено и до суда не доводилось бы. Но я, зная абсолютную невиновность, решил пойти в суд и вскрыть факт лжесвидетельства. Я знаю, что это постоянная практика: все, кто проходил по административным делам такого типа, прекрасно знают о лжи свидетелей. Фактически, сотрудников ОМОНа и милиционеров на такие суды отправляют по разнарядке, независимо от того, участвовали они в охране общественного порядка на массовой акции или отдыхали, их отправляют лжесвидетельствовать. Дают инструкцию, и на всех судах такие «свидетели», не отклоняясь ни влево, ни вправо, дают лжепоказания.

Как философ и гражданин, как общественный деятель, я бы обратил внимание на иное. Если тотальная ложь стала практикой административных судов, если лгунов привлекают в качестве свидетелей, инструктирует начальство и оно же их прикрывает, это означает, что точно такая же практика может быть распространена на уголовные процессы. Уже известны факты, когда многие уголовные дела также сфабрикованы. Если такая практика распространена на уголовные дела в стране, где существует смертная казнь, где глава государства категорически отказывается вводить мораторий на смертную казнь, это означает, что практически любого человека можно убить «по закону» на основании ложных показаний, которые дают сотрудники правоохранительных органов. Мы, граждане, должны понимать: такого рода попустительство привела к тому, что вся правоохранительная система прогнила до основания. Мы знаем, что суд над Ковалевым и Коноваловым тоже построен на недостоверных показаниях милиционеров, в результате чего, как минимум, два человека убиты в результате уголовного процесса. И это страшно. Это не тоталитаризм, при котором людей убивают или ссылают по некой программе. Это означает, что каждый гражданин Беларуси находится в опасности. Человек не может существовать нормально, стабильно, уверенно в стране, где правоохранительная система построена на лжи, причем на лжи, введенной в практику.

Частный случай по очень незначительному административному делу должен стать показателем, что над страной нависла опасность. И наша общенациональная задача — начать менять положение дел в стране. Не допускать вранья, лжи даже по самому незначительному поводу; каждый, кто врет в суде, должен быть подвержен жесточайшему наказанию — и по административным, и по уголовным делам. А милиционерам, которые, выполняя приказ, лжесвидетельствуют в судах, не место в правоохранительных органах, они должны получать волчий билет на работу с людьми на всю оставшуюся жизнь.

См. также:


Другие публикации