Беларусь стремительно превращается в страну третьего мира: уничтожение интеллектуальных ресурсов делает нас обществом, неспособным на самоорганизацию — как на Кубе или Северной Корее.

Разгром социологии, аналитического центра или экспертной команды наносит гораздо больший урон демократии, национальным интересам страны, чем уличное противостояние милиции несколько десятков активистов. Если Беларусь потеряет остатки интеллектуальных ресурсов, страна одновременно потеряет независимость и интеллектуальную свободу.

9 августа основатель НИСЭПИ Олег Манаев объявил, что институт сворачивает исследовательскую деятельность в Беларуси. Руководство последнего независимого социологического института решило свернуть деятельность после показа фильма «Примат НИСЭПИ» по телеканалу «Беларусь 1». Как пояснили авторы, фильм основан на документах, подброшенных анонимной женщиной, где фигурируют расписки и имена координаторов опросной сети в Беларуси.

Независимой социологии в Беларуси больше нет. О причинах и последствиях ликвидации НИСЭПИ Служба информации «ЕвроБеларуси» побеседовала с философом и методологом Владимиром Мацкевичем.

— Беларусские власти очень терпеливы: они могут откладывать расправу над неугодными людьми или организациями на очень долгий срок. Уничтожение НИСЭПИ — последняя стадия разгрома беларусской социологии, который длился в течение последних 15 лет. Прямому давлению подверглись и лаборатория «Новак», и НИСЭПИ, и другие структуры; независимые социологические службы вытеснены за границу: тот же НИСЭПИ зарегистрирован в Литве. Разгром социологии — проблема не сегодняшнего дня, это завершение длительного процесса. Не следует связывать уничтожение НИСЭПИ с выборами или другими текущими событиями: просто не нужна беларусскому режиму независимая социологическая служба, независимые опросы, которые могут давать достоверную информацию.

Режим нуждается в достоверной информации, режим собирает ее либо через КГБ, либо в засекреченном виде используют материалы опросов Ротмана или Института социологии. Последний способен провести опросы, но ему не под силу самостоятельно поставить задачи и интерпретировать полученные результаты, которые могут быть использованы спецслужбами, но чаще всего засекречиваются. В свое время при КГБ была создана социологическая служба «Зеркало», которая работала полупублично, потом в ее услугах нуждаться перестали. Сейчас, я думаю, они проводят исследования исключительно для себя абсолютно засекреченным образом.

— Почему руководство НИСЭПИ приняло решение свернуть следовательскую деятельность в Беларуси? Ведь, в конце концов, можно сменить сеть внутри страны, а можно перейти на телефонные опросы — по примеру лаборатории аксиометрических исследований «Новак».

— Понимаете, подпольная социология — нонсенс.

Знаете, ведь не только беларусские власти предъявляли претензии к социологам. Очень часто независимые исследователи высказывали опасения, что при авторитарном режиме социологические опросы вообще нельзя проводить, потому что люди отвечают не так, как думают, а дают ответы, правильные с точки зрения власти. Поэтому уже на этом этапе предполагается появление искаженной информации.

Социолог должен представляться; организация заклеймлена беларусским телевидением — как интервьюеру приходить к респондентам от имени НИСЭПИ, разгромленной в средствах массовой информации организации?

А людей, которых можно привлечь к социологическим опросам, в стране не так и много. Социолог — не массовая профессия, это психологов сегодня штампуют тысячами, из-за чего они имеют низкий уровень квалификации. Для соцопросов нужны подготовленные люди, с соответствующим уровнем образования, которые имеют хотя бы минимальное представление о социологии. Следовательно, публичной деятельностью невозможно заниматься тайно. Понятно решение руководства НИСЭПИ и Манаева свернуть работу по социологическим опросам. Очень прискорбный факт для беларусской аналитики, в целом для гражданского общества, но решение НИСЭПИ вполне объяснимо, и, наверное, единственно разумное решение в сложившихся условиях.

— Исследования НИСЭПИ являлись единственным барометром, который более-менее объективно отражал состояние общества. Барометра больше нет — как измерять пульс общественной жизни?

— Иногда невозможно что-то заменить. НИСЭПИ, проводивший соцопросы более двадцати лет, накопил базу — ни одна новая команда не будет иметь такого опыта и данных для анализа, а потому их результаты с научной точки зрения будут иметь гораздо меньшее значение.

Во-вторых, сегодня создать новую независимую структуру крайне сложно. Можно представить объем работы, который необходимо провести (подготовку, отбор людей, наработать заказчиков). Социология стоит денег, которая измеряется десятками тысяч условных единиц; у новой команды не будет соответствующей репутации, наработанной клиентской базы, за что заказчики могли бы платить. Я не представляю себе, что могло бы заменить НИСЭПИ в ближайшее время.

— Почему власти уничтожили НИСЭПИ, но позволяют существовать, например, оппозиционным партиям?

— Беларусское общество, оппозиционно настроенное к сегодняшнему режиму, со стороны выглядит однобоко и ущербно. Предполагается, что основную борьбу с режимом ведут политические партии, что борьба выливается в массовые акции протеста. Но давайте посмотрим на оппонентов глазами беларусского режима.

Малочисленные, невыразительные акции протеста, которые возможны сегодня, не представляют для режима серьезной угрозы. А вот правдивая информация, научная аналитика, экспертиза, мониторинги напрягает режим и представляет для него определенную опасность. Поэтому режим позволяет существовать маргинальным, невлиятельным и малочисленным партиям, позволяет немногочисленные акции протеста, а вот существование независимых экспертных центров, социологических центров режим не может себе позволить.

Обществу давно пора сменить представление о том, что противостоит беларусскому режиму в действительности. В первую очередь противостояние идет по интеллектуальной линии. Обычно, когда задерживают на 15 суток и сажают на более длительный срок оппозиционного политика, об этом трубят правозащитники, говорят СМИ. Но десятки профессоров, докторов наук, уволенных из академических институтов за невосторженный образ мыслей, сотни кандидатов, доцентов, подвергшихся запрету на профессию, которые не могут найти соответствующую квалификации работу в учреждениях образования и госучреждениях — это намного болезненнее для сопротивления режиму, чем репрессии против нескольких политических деятелей.

Мы не понимаем, что разгром социологии, аналитического центра или экспертной команды наносит гораздо больший урон демократии, национальным интересам, чем уличное противостояние милиции несколько десятков активистов. Урон, который наносится всему беларусскому обществу, просто катастрофический; мы можем вообще лишиться интеллектуальной, духовной основы для сопротивления и превратиться в общество, неспособное на самоорганизацию — примерно так сегодня выглядит общество на Кубе или Северной Корее, где вообще не осталось ресурсов, чтобы развернуть общественное движение, движение сопротивления.

На этом фоне могут действовать псевдооппозиционные партии, квазипартии. Пока мы не поймем, где лежит граница безопасности беларусского общества европейского типа, до тех пор мы будем позволять режиму уничтожать остатки всего лучшего, умного, образованного, интеллектуального, которое все еще остается в Беларуси. Это касается и бизнеса, и науки, и социологии. Уже практически разгромлена историческая наука, разгромлена социология. Что остается? Еще немного теплится теоретическая экономика, потому что вся практическая экономика, которую невозможно запретить в стране, если есть производство, торговля, настолько деформирована и искажена, настолько извращены общественно-политические отношения, что только теоретики сохраняют здравый смысл. Но теоретики редко способны на организацию производства, реформы, реорганизацию. Они знают, как правильно это сделать, но не знают пути перехода к «правильному».

Что остается? Остаются считанные группы интеллектуалов, которые держатся из последних сил; если мы потеряем их, то если Беларуси и суждено когда-нибудь пережить обновление, трансформацию, реформы, то их придется делать опоры на разгромленные силы, а только на внешние силы, приглашая специалистов извне. Мы стремительно превращаемся в страну третьего мира, не способную к самостоятельному движению в будущее.

— Власти сознательно взяли курс на выдавливание, уничтожение интеллектуальных ресурсов?

— Совершенно верно: это долгосрочная планомерная политика властей с середины 1990-х годов. Сейчас мы находимся в заключительной фазе этого процесса. Еще что-то в стране сохраняется, еще есть эксперты, которые накопили багаж, социальный капитал в середине 1990-х годов, которые поработали за рубежом, а в своей стране не могут найти применение в государственном секторе или даже публичном пространстве. Если такая политика продлится еще несколько лет, то эксперты состарятся, молодого поколения практически нет; если мы потеряем то, что имеем даже сегодня, мы одновременно потеряем независимость, интеллектуальную свободу. Просто перестанем быть хозяевами своей судьбы.

Мы и так сегодня уже не хозяева своей судьбы: здесь правит компрадорский коррумпированный режим, держащийся только за счет российской помощи, за счет поддержки Кремля и готовности предоставить силы для подавления противников. Мы и сейчас не имеем полноценной независимости, но мы окажемся не готовы к ней даже при создании благоприятных условий. Чаще всего государства, страны, нации обретают независимость при изменении внешнеполитической ситуации, но чтобы воспользоваться изменениями внешних условий, нужно иметь хорошую базу, прежде всего мозги активных людей. Если мозги останутся только у стариков, лишенных активности, а у молодых, полных активности, мозгов не окажется, нас ждут очень плачевные времена.