Назначение Сергей Кириенко первым замглавы администрации Путина остается топовой новостью в соседней стране. Одна из тем обсуждения — методологическое прошлое и настоящее «либерального технократа».

Появление Сергея Кириенко на одном из ключевых постов российской власти, да если еще учесть одиозность фигур его предшественников — Владислава Суркова и Вячеслава Володина («Нет Путина — нет России»), — действительно стало неожиданным. Гендиректор «Росатома», экс-премьер России, ассоциирующийся с дефолтом 1998 года, один из основателей Союза правых сил (был в числе немногих действующих чиновников, кто пришел проститься с убитым Борисом Немцовым) — можно сказать, либерал в Кремле. В обсуждении неожиданного назначения постоянно фигурируют «щедровитяне», «методологи», в некоторых российских изданиях Кириенко называют последователем школы Георгия Щедровицкого, указывают на сотрудничество с Петром Щедровицким, сыном основателя методологического течения, где-то — прогрессором, выполняющим волю методологической закулисы, сектантом и масоном.

Владимир Мацкевич, философ, методолог, ученик Георгия Щедровицкого, начинает беседу с корреспондентом Службы информации «ЕвроБеларуси» с исторического экскурса.

Справка

Московский методологический кружок — философско-методологическая и интеллектуально-практическая школа выдающегося советского методолога и философа Георгия Петровича Щедровицкого, центр разработки системомыследеятельностной методологии и организационно-деятельностных игр. В кружке был разработан оригинальный подход к анализу широчайшего спектра социокультурно-интеллектуальных явлений — т.н. системомыследеятельностный подход. В итоге была создана принципиально новая социокультурная практика — организационно-деятельностные игры, представляющие собой уникальный инструмент для анализа и развития практически любых систем мыследеятельности (организаций, интеллектуальных направлений, программ и проектов и др.). Кружок возник в 1958 году после раскола предшествовавшего ему Московского логического кружка.

Георгий Щедровицкий и Владимир Мацкевич, Обнинск, 1989 год

— К концу 1980-х годов Московский методологический кружок, на самом деле, представлял собой широкое движение — к методологам и игроделам (тогда еще появилось устойчивое определение — прорабы перестройки) относили себя несколько тысяч человек. Это после нескольких десятков участников с 1950-х до начала 1980-х годов. То есть в конце 1980-х те, кто причислял себя к методологам, уже были мало знакомы между собой. Георгий Петрович Щедровицкий называл в это время свой кружок уже даже не сообществом, а широким движением. Со всеми атрибутами — с 1989 года проходили всесоюзные съезды, в первой половине 1990-х — конгрессы. В 1990-х начинается дивергенция — методологические группы начинают расходиться, в том числе и по причинам идеологическим и политическим. Методологический подход к деятельности, к мышлению еще как-то пытались сохранять, а вот на эти идеолого-политические расхождения не особенно обращали внимание. Дальше — больше: у отдельных групп появились свои адепты, которые тем более не общались с участниками других групп. Сергей Кириенко сотрудничал или, другими словами, пользовался консультациями и услугами одного из направлений методологического движения — Школы культурной политики. Я не могу считать Кириенко методологом, учеником или последователем Георгия Щедровицкого, он, скорее, если и последователь, то одного из направлений. Но присутствие людей, близких к методологии, в высших эшелонах российской власти замечалось и раньше. Например, вице-премьер Российской Федерации Виктор Христенко, который в гораздо большей степени был вовлечен в методологию, являлся приверженцем направления под названием Сеть методологических лабораторий, центр которого был в Киеве. В украинской столице, на мой взгляд, тогда было самое организационно сильное и многочисленное сообщество методологов, не считая Москвы. Христенко активно работал с методологией в России, например, он имеет отношение к созданию Тольяттинской академии управления. Так что чиновник, близкий к методологии, — это не уникальное явление для российского истеблишмента, можно назвать достаточно много имен, в той или иной степени причастных к российской политике. Как и во время работы собственно Московского методологического кружка, так и в период широкого движения, распадавшегося на разные течения.

— В российской прессе рассматривают назначение Кириенко как корректировку политики Кремля с расчетом на возобновление контактов с Западом, восстановление хоть в какой-то мере репутации в мире? На ваш взгляд, у Кириенко может получиться?

— Трудно сказать, я не участвовал в тех программах, которые Сергей Кириенко запускал вместе с методологами, в частности с Петром Щедровицким, например, когда был постпредом президента в Приволжском федеральном округе, и потом, когда руководил «Росатомом». Версия насчет облагораживания режима вполне правдоподобна, но нужно понимать, что никакие косметические изменения в путинском Кремле не нужно воспринимать всерьез, пока Путин не отказался от своей политики, от российской экспансии, от агрессивного отношения к постсоветскому пространству, от информационной войны, которую развязала Россия с использованием всех доступных ей информационных ресурсов как внутри страны, так и за ее пределами. Назначение Кириенко возможно рассматривать как некую косметическую меру, призванную несколько сгладить впечатление международного сообщества от таких одиозных фигур, как Чуркин, Лавров и др. Но именно сгладить впечатление, а не изменить ситуацию. Да посмотрите на беларусский режим, на действия официального Минска. После назначений Владимира Макея в Администрацию президента, а затем министром иностранных дел что-то менялось? Хотя он тоже подавался международному сообществу как проевропейский политик, почти либерал и т.д. Но, на самом-то деле, разве он может повлиять на беларусскую политику, на официальную позицию Минска? Да он просто сглаживает впечатление, не более того. Поэтому я не питал бы особых иллюзий и относительно возможности Кириенко что-то там в Кремле изменить.

— Какие отношения у методологии с идеологией? Есть мнение, что проект «Русский мир» — правда, совсем не в том виде, каком он явился миру в 2014 году, — разрабатывали в том числе и методологи?

— Методология воспринимает идеологию как вульгаризацию философии, вульгаризацию мировоззрения. Но, согласитесь, задачи на изменение социально-политических, культурных условий без обращения к массовидным процессам невозможна. Поэтому, так или иначе, обойти стороной идеологию методологи не могли. Особенно, когда занимались практической деятельностью. Другое дело, что никогда методологи не занимались идеологией так, как это делают, например, идеологические ведомства в Беларуси. Но при этом методологи с 1950-х годов продуцировали идеи, которые затем могли подхватываться в научных кругах, в более широких общественных. В итоге это могло, конечно, становиться идеологическими элементами. Но в профессиональном отношении, конечно, методология, как и философия, — это антагонист идеологии. Мы работаем с идеями, хотя идеи так или иначе приходится иногда популяризовать. Например, через образование, через контакты со СМИ, в интервью, статьях, в реакциях на разворачивающиеся процессы, события. Вот такая существует странная связь между методологией и идеологией. Мне самому приходилось несколько раз сталкиваться с тем, что проговоренные какие-то мысли приобретали идеологическое наполнение. Скажем, вот фраза «Думать Беларусь» — я никогда и не думал, что она так широко пойдет в народ, что ее станут склонять по-разному, понимать, трактовать. Или мой тезис «Мы — один народ», т.е. беларусы — один народ, независимо от символики, политических, идеологических позиций. Между тем, как только этот тезис попал в СМИ, то был моментально идеологизирован. Вокруг него разгорались самые разные споры, конфликты и т.д. Методологи время от времени сталкиваются с тем, что их идеи становятся массовыми, и при этом подвергаются вульгаризации, упрощению и искажению.

У концепта «Русского мира» несколько источников, один из них — действительно, те методологи, которые работали в области политтехнологий. В частности, Петр Щедровицкий и политолог Ефим Островский (также работал и продолжает сотрудничество с Кириенко). Эта идея, подчеркну, наполнялась тогда совсем другим смыслом, хотя несла в себе элемент некоей опасности, возможной в будущем. Я даже предупреждал об этом, когда еще поддерживал более-менее тесные контакты с российскими методологами. Как потом выяснилось, концепт выстрелил через много лет, выстрелил в совершенно уродливом, извращенном виде, в виде путинской политики, всего того, что творится до сих пор в Донбассе.

— То есть методологи могут вполне себе открыть ящик Пандоры, и ящик глобального масштаба?

— В принципе, к методологии можно предъявлять самые разные претензии. Методологи сделали немало хорошего, но имеют отношение и не к очень хорошим делам. Особенно, если учитывать вот эти расхождения, размежевания по политическим мотивам и идеологическим соображениям. Например, одна группа методологов, которая откололась от кружка еще при жизни Георгия Щедровицкого, была, скажем так, российско-почвеннической. Эта группа, группа Юрия Громыко, очень плотно работала с российскими националистическими кругами. Их влияние на российские политику и идеологию, с моей точки зрения, крайне реакционно. Но здесь ничего не поделаешь: приходится признавать, что и сам Юрий Громыко, и его коллеги были и остаются методологами в плане философского отношения, в плане собственно методологических разработок, но своей деятельностью обеспечивают одиозные политические силы. Мне была известна группа методологов, которые плотно работали с донецкими олигархами. На мой взгляд, они тоже имеют прямое отношение к тому, что творится сейчас в Донбассе. Тем более, один из этих людей — Дмитрий Куликов — теперь достаточно часто появляется в ток-шоу Соловьева, то, что он сейчас говорит, конечно, никакого уже отношения к методологии не имеет, но он пришел из методологии.

Возвращаясь к персоне Сергея Кириенко, то, думаю, он будет привлекать к решению каких-то своих задач методологические средства, ведь даже несколько лет тесного сотрудничества с методологами уже позволяет иначе, гораздо конструктивнее, прагматичнее смотреть на решаемые проблемы. Но вот за какие задачи он возьмется, что он будет решать — тут пока никто сказать не сможет. Но это станет понятно по его первым действиям. Методология позволяет по первым же шагам достаточно хорошо реконструировать линию, стратегию, которая будет избрана. Например, когда Путина сделали преемником, а потом с помощью политических технологий третьего поколения президентом России, то по его первым действиям становилось понятным, что к власти пришел человек с миссией. Миссия Путина — вернуть России мировое могущество, величие, вернуть мир в двуполярное состояние. Все, что он делает, подчинено этому и не меняется.