Фото: Сергей Балай, БелаПАН

Протесты «тунеядцев» улягутся к лету. Акции против декрета № 3 не перерастут ни в какой «беларусский Майдан». Евросоюз «проглотит» жесткую реакцию милиции и ограничится «обеспокоенностью». Властям надо договариваться с людьми, а оппозиции — самораспуститься.

Почему? С этим «Беларусский журнал» разбирается по порядку.

Тысячи беларусов выходят на улицы и площади своих городов. «Марши нетунеядцев» протестуют против декрета № 3. В последний раз такую активность граждане страны проявляли во время акций молчаливого протеста в 2011 году.

Власти поначалу молча наблюдали за происходящем, но в марте начались привычные для Беларуси жесткие задержания до и после акций, штрафы и административные аресты, использование людей в штатском и машин без опознавательных знаков.

Против чего протестуют беларусы?

На первый взгляд, ответ очевиден: митинги начались после того, как налоговики разослали т.н. «письма счастья» более чем 400 тысячам граждан страны. Государство посчитало их «дармоедами» и потребовало от них заплатить в казну сбор в 20 «базовых»: за 2015 год сумма «налога на тунеядство» составила 360 рублей.

Декрет, который требовал от «социальных иждивенцев» участвовать в финансировании расходов государства, президент подписал еще в 2015 году, но тогда о протестах и речи не шло.

По-настоящему «налог на тунеядство» возмутил беларусов, лишь когда пришлось «платить по счетам». В результате налог заплатил лишь каждый десятый гражданин, получивший «письмо счастья». Остальные выбрали тактику саботажа. А затем начались спонтанные акции протеста.

Сущность режима не изменилась

«Поводом для протестов стал налог на тунеядство, а выходят на площади люди, работающие за мизерную зарплату. Особенно хорошо это видно по регионам. И, в этом смысле, еще не вскрылся нарыв, обнажающий общее обнищание народа», — говорит философ и методолог, руководитель Агентства гуманитарных технологий Владимир Мацкевич.

Людей, чьи трудовые книжки лежат в отделах кадров убыточных предприятий, «толкает на улицы бедственное положение».

«Их на улицы никто не зовет, они идут сами. Не за тунеядцев, не за декрет, а из-за обнищания. В регионах у беларусов просто нет перспектив, — подчеркивает Мацкевич. — Сегодня мы видим возмущение людей, которые раньше не интересовались политикой. Им были безразличны выборы, протесты, акции, но сейчас их задело идиотское поведение властей с их декретом № 3. Людей, чья «хата с краю» внезапно достали».

С Мацкевичем согласен и директор Центра европейской трансформации, политолог Андрей Егоров. По его словам, из-за экономического кризиса и падения уровня жизни в беларусском обществе скопилось социальное напряжение, которое требует выплеска наружу. И декрет стал поводом для массовых протестов.

«Расслабили» беларусов и годы относительной «оттепели», за которые власти немного смягчили свои репрессивные практики.

«Несколько лет в связи с потеплением отношений Беларуси с Евросоюза мы не видели брутальных задержаний, людей чаще штрафовали, массовые мероприятия не разгоняли. Всё это создавало атмосферу видимой безопасности участия в таких акциях. Но сущность режима не изменилась. Просто одно время из-за политической конъюнктуры власти сдерживались, а сегодня вынуждены вновь повысить градус репрессий, чтобы сбить волну протестов», — сказал Егоров «Беларусскому журналу».

Сколько продержатся протестные настроения?

Мацкевич не ожидает, что традиционные весенние акции День Воли и «Чернобыльский шлях» будут такими же массовыми, как в 1990-е — но вряд ли станут и «такими вялыми, как в последние годы».

Сколько бы человек ни вышло 25 марта, власти будут реагировать на активность граждан все так же нервно, считает Владимир Мацкевич. «Вертикаль» посчитала, что народ в стране «распустился», и надо призвать его к порядку любой ценой. Даже если для этого приходится использовать старые методы запугивания.

«Это спонтанные акции, особенно это показывают регионы, где местные лидеры часто настолько слабы, что они не могут ничего организовать, но могут сообщить по всему городу, куда и когда приходить», — отмечает Мацкевич.

И добавляет, что протест, построенный на отрицании и возмущении, «не может привести ни к чему конструктивному».

«Протест можно использовать, чтобы донести до властей некую позицию, показать им неправомерность их действий. Протесты, направленные на удовлетворение локальных экономических требований не несут на себе политической энергетики. Политическую энергетику можно видеть сейчас, например, в Венгрии, где на улицах идет явно идеологическое противостояние людей с разными позициями», — говорит Мацкевич.

Последний раз подобные политические протесты в Беларуси были в 1996 году, но после этого «у нас одновекторная уличная активность»: давным-давно никто не поддерживает Лукашенко на улицах, никто не выйдет за него на митинги.

«Такие протесты могут перерасти в нечто большее, только когда против митингующих и демонстрантов будут выступать не милиция или силовые структуры, а защитники существующего строя. А милиция поддерживала бы между ними равновесие. Вот тогда имеет смысл меряться силами», — говорит философ.

Меньшее из двух зол

Пока же в Беларуси разворачивается совершенно иной сценарий. В нем на передний план выходят силовики, которые всеми доступными им средствами «сбивают протестную волну». Даже несмотря на то, что подобные репрессивные действия могут повлиять на имидж Беларуси на международной арене: просто у властей нет иного выбора.

«Смысл в том, чего власть опасается больше: недополучить каких-то финансовых выгод от Запада или получить социальную нестабильность в стране. Последняя выглядит большей угрозой, чем какие-то ситуативные выгоды от Евросоюза. Тем более, что выгоды эти не так просто получить. Одно отсутствие репрессий в стране не гарантирует тех объемов помощи, на которые рассчитывают власти. Кредиты не выдаются под условие того, что в Беларуси не будет массовых репрессий», — говорит Егоров.

Понятно, что репрессии осложнят отношения с ЕС, но власти идут на такие риски. Тем более, что сейчас, пока градус репрессий не нарастает, и они ограничиваются административными арестами и штрафами, Евросоюз не станет возвращаться к системе санкций, уверен политолог.

«Скорей всего, в ответ на действия беларусских властей последуют заявления, но сотрудничество остановлено не будет. Жесткой реакции со стороны Запада не последует, но он даст понять, что практика репрессий ему не нравится», — говорит Андрей Егоров.

Властям надо договариваться с людьми, а оппозиции — самораспуститься

Мацкевич признает, что в Беларуси, «стало дурным тоном ругать оппозицию», но при этом «она это заслуживает».

«Для того чтобы оппозиционная деятельность как политический процесс двигалась и изменялась, нужно работать не на акциях, а в промежутках. Но что изменилось в оппозиционной среде с 2010 года? Казалось бы, подготовка к выборам, безумная Площадь, события после нее должны были стать уроком. Но уроков никто не собирался извлекать. Санников прямо заявляет, что он не совершил никаких ошибок, потому работа над ошибками ему не нужна. Некляев — поэт, он способен красиво и вдохновенно говорить, но совершенно не способен ни к организационной, ни к аналитической работе», — говорит Владимир Мацкевич.

Подчеркивая, что то же самое касается и «всех остальных, кто сегодня время от времени выходит на передний план». Выходит обычно за счет двух простых действий: либо «они назначают время и место массовых акций», потому что кто-то должен это делать (но это не организация, а координация, с которой справится любой, как показала в свое время «революция через социальные сети»), либо «светятся перед камерами на фоне протестующей публики».

Сегодняшние лидеры оппозиции должны быть отстранены от представления интересов партий или любых групп, которые они традиционно представляют, уверен Мацкевич:

«За это время они утратили квалификацию, привыкли к стереотипным действиям и ничего уже не в состоянии изменить. Сегодняшние партии настолько завязаны на персоны своих лидеров, что могут быть только распущены. Потому что если лидер вдруг уйдет, то у него останутся все связи и ресурсы — новый руководитель партии просто не способен вдохнуть в нее жизнь. Раздробленность на мелкие лидерские группы делает бессильными всех, но позволяет лидерам светиться в медиа».

«Потому партии должны самораспуститься, объявив нечто вроде коалиционных конгрессов. На них нежелающие отказываться от политической активности могли бы без идеологических различий создать единое оппозиционное движение».

«Когда цели такого движения будут достигнуты, можно опять разбиться на партии, становиться либералами, националистами, кем угодно. Но сейчас у нас есть одна задача на всех и одна победа на всех: нам нужно изменить режим. Причем желательно не путем простого устранения Лукашенко, а путем цивилизованных переговоров и передачи полномочий от всесильной президентской вертикали демократически избранному парламенту», — подчеркивает Мацкевич.

А вот перед властями стоит гораздо более простой выбор.

«Наиболее разумные люди из вертикали, например, Макей или Якубович, понимают опасность и знают, как цивилизованно, по-европейски решать эту проблему: разговаривать с народом в лице людей, которых целевые группы делегируют на такие переговоры. Разговаривать искренне и честно, не обманывать и не манипулировать, а шаг за шагом двигаться к компромиссу. Ситуация с Куропатами была близка к такому варианту. И все три стороны конфликта — власти, бизнес и протестующие — могли быть удовлетворены таким решением. Что нужно делать властям сегодня? Вступать в переговоры с заинтересованными сторонами, которые этих переговоров хотят», — говорит Владимир Мацкевич.

Активность людей легко погасить отменой декрета, но власти этого не хотят делать, потому только делают вид, что его приостановили. И самый вероятный сценарий развития событий — сход на нет протестов уже к лету этого года.

«Власти явно будут предпринимать шаги по смягчению последствий экономического кризиса, а также по большей открытости и коммуникации с людьми», — считает Егоров.

Лукашенко знает, откуда идет опасность

Пока же власти Беларуси явно выбрали другой способ: одновременно объявили мораторий на сбор налога и начал кампанию по дискредитации акций протеста, сравнивая их с украинским Майданом.

О последнем, в частности, говорится в новом докладе Центра стратегических и внешнеполитических исследований:

«Группа силовиков навязала [Лукашенко] представление о якобы осуществляющемся активном управленческом воздействие на социальные протесты со стороны лиц, проживающих в Украине (бизнесмен Александр Сманцер; анархистские группировки, активные в Украине). Вероятней всего, можно исходить из того, что информация, озвученная в эфире государственных СМИ, в целом отражает суть той информации, которая была предоставлена Лукашенко в закрытом режиме», — говорится в докладе.

Мацкевич не согласен с докладом — «и не потому, что они написали неправду»:

«На самом деле, в нем содержится очень важная и правильная оценка опасности использования массовых акций в политических целях. Но такая опасность исходит вовсе не из Украины, она-то как раз не вмешивается в наши беларусские дела. Она идет из России».

Официальный дискурс пугает беларусов Майданом и «валит все на мифических «бандеровцев», при этом игнорируя российскую опасность, но «только у России есть возможность вмешиваться в наши дела».

«Но если в официальном дискурсе про это не говорят, то в поведении беларусских властей это есть. Обратите внимание: пока у нас на улицах хватали людей, одновременно в Москве арестовали шеф-редактора «Регнума» Баранчика. А это значит, что власть совсем завралась и запуталась в своем вранье. Она знает, откуда исходит реальная угроза, но в своем идеологическом «трындеже» перекладывает все с больной головы на здоровую», — отмечает Мацкевич.

Лукашенко знает, откуда идет опасность, но «остается заложником собственной многолетней риторики, которую сложно изменить».

Майдан в Беларуси невозможен

Андрей Егоров подчеркивает: нынешние акции протеста — не антиправительственные, их характер — сугубо экономический:

«Если исключить традиционный оппозиционный актив, люди, которые выходят на акции, желают восстановления экономического благополучия. И они связывают это восстановление с действиями беларусских властей, а не с их сменой. Тем более, что на политической сцене никто не предлагает альтернативной повестки. Если Майдан очень быстро перерос в выступления против Януковича и украинской системы власти, то в Беларуси до этого далеко. Тем более, что репрессивные практики беларусского режима куда более изощренные, а градус политической активности в Беларуси существенно ниже, чем был в Украине».

Янукович в Украине был свергнут, «потому что по глупости и ограниченности ума не пошел на переговоры с теми, кто протестует», отмечает Мацкевич:

«А Лукашенко, зная правильное решение, говорит о том, что с людьми нужно разговаривать тем, кого сам лично подобрал в свою вертикаль. И он сам лично знает, что эти люди не способны разговаривать ни с кем, даже с ним самим. Они не для того подбирались в вертикаль, чтобы разговаривать и что-то решать — они подбирались как безотказные исполнители воли, которая спускается сверху».

«Сегодня в Беларуси нет ни одного депутата, ни одного председателя исполкома, ни одного служащего в позиции идеолога, которые умели бы уважительно говорить с народом, с готовностью выслушать, понять и отреагировать. У власти сегодня находятся люди несамостоятельные, очень ограниченные, готовые бездумно исполнять приказы, но не способные к разговору с оппонентами. Причем, если сверху поступает сообщение не в приказном тоне, они его просто не понимают. Лукашенко ведь не приказывал вести переговоры с протестующими, но и не приказал напрямую разгонять акции. Он сказал Шуневичу разобраться и решить вопрос. Вот он и решает так, как умеет», — говорит Владимир Мацкевич.