Продолжению уличных акций требуется логистика, планирование, продуманная информационная поддержка. Власти, в свою очередь, делают все, чтобы не дать сформироваться организации протестов.

В 2011 году Институт политических исследований «Палітычная сфера» проанализировал массовые акции в Беларуси за период от распада СССР до предыдущей «либерализации» накануне выборов 2010 года — в свет вышла книга «Хрышчэнне нацыі. Масавыя акцыі 1988-2009».

В интервью Службе информации «ЕвроБеларуси» директор «Палітычнай сферы», доктор политических наук Андрей Казакевич рассуждает об особенностях нынешней волны уличной активности беларусов.

— Можно ли сегодняшние протесты считать уникальными?

— На мой взгляд, конечно, эти акции являются во многом уникальными. Особенно, если рассматривать ближайший исторический период. Они сильно отличаются от волны акций 2011 года, вызванных также экономикой; отличаются, безусловно, и от политических акций протеста, связанных с выборами. Но определенные аналогии в новейшей беларусской истории все же можно найти. Акции 2017 года в определенной степени напоминают социальные выступления конца 1980-х — начала 1990-х годов, когда люди и в столице, и в других городах Беларуси выходили на улицу. Тогда это было связано с невыплатой зарплат, ухудшением уровня жизни, повышением цен, другими социальными проблемами.

— Как вы оцениваете массовость протеста в сравнении с другими годами, они «значительные», «средние» или «низкие»?

— Если сравнивать с предыдущими годами, то эти протесты можно назвать массовыми. Мы видим много и самих акций, и относительно большое количество участия в них. Так, например, если брать докризисный 2014 год, то там количества акций с участниками более 100 человек — четыре за весь год, сейчас же за два месяца мы имеем значительно больше таких событий и людей. Если же говорить о каких-то абсолютных шкалах, о соотношении протестующих в 2017-м и в политических акциях 1990-х годов или середины «нулевых», то, наверное, массовыми их назвать сложно. Скорее, я оцениваю их как «средние». Эти протесты, конечно, очень сильно отличаются от тех, которые мы наблюдали в предыдущие годы, но слишком уж масштабными их оснований называть нет. До этого последней действительно массовой акцией был протест 19 декабря 2010 года, но природа его была совсем другой, и, в конце концов, это была единичная акция, связанная с выборами. А тут мы имеем социальный протест, который происходит в разных городах.

— Что можно сказать о географии акций?

— География протестов уникальная, ведь предыдущие акции чаще всего имели политический характер и во многом зависели от того, насколько мощные в конкретном городе или регионе политические структуры. Здесь же логика другая, здесь мы наблюдаем социальный протест, наличие оппозиционных структур, очевидно, оказывает какое-то влияние, но в целом все завязывается на проблемы внутри того или иного населенного пункта. Опять же, и здесь можно провести определенные аналогии с протестами конца 1980-х — начала 1990-х годов — география была совершенно разной. Хотя, конечно, полных совпадений нет — и время прошло, и контекст отдельных городов очень сильно изменился.

— Что можно сказать о социальном составе участников протеста?

— Здесь прямой аналогии с акциями начала 1990-х уже не получится, потому что в тех протестах участвовали в основном представители государственного сектора, что вполне понятно — другого-то и не было, это — рабочие, учителя, представители различных социальных групп. Позже к акциям подключились предприниматели. Мы пока без специальных исследований не имеем полной информации по нынешним протестам, но очевидно, что наиболее легкими на подъем сейчас оказываются люди, которые не связаны с госсектором. Это — предприниматели, т.н. «тунеядцы», к ним могут присоединяться рабочие, студенты. Кардинальное отличие от предыдущих акций в том, что здесь все-таки народ не политический, активисты не выполняют какой-то решающей роли. Феномен этих протестов заключается в том, что в основном на акции стали выходить люди до этого аполитичные. Мы видим разнородную в профессиональном плане массу, слабо связанную с государством.

Особенностью нынешней волны уличной активности я бы также назвал другой календарь протестов. Традиционным временем активности в Беларуси всегда была весна, в меньшей степени — осень. Акции этого года начались в феврале, нарушив традицию, зима, согласно прежнему календарю протестов, была «мертвым» сезоном.

— Как действует власть? Традиционно или есть некие специфические действия, направленные на погашение протестов? (беседа состоялась до волны ночных задержаний бывших активистов «Белого легиона». — EuroBelarus.Info.)

— Во всем тут можно видеть специфику, попытку играть в другую игру. Давайте снова вспомним последние годы СССР — тогда социальные акции тоже не разгоняли, это сложно психологически. Власти были растеряны, толком не знали, что делать. Потом в Беларуси был период, когда власти точно знали, что делать. Период жестких зачисток в сопровождении шумной информационной кампании, психологического давления на людей. Протесты 2017 года проходили в совершенно другой ситуации — было много инвестировано в улучшение отношений с Западом, когда у нас заговорили о либерализации. Видно, что власти попытались применить более сложную стратегию. Власти до определенного момента себя сдерживали — были попытки переговоров, чиновники выходили устанавливать прямой контакт — тут, опять же, аналогия с акциями конца 1980-х — начала 1990-х, когда партийные чиновники выходили говорить с народом, была более четкая и плановая работа с организаторами. Информационный фон стал другим, было видно, что власти работают и с государственными, и с негосударственными СМИ, предоставляя информацию, призванную показать опасность этих протестов для независимости страны — была поднята тема, что Россия может вмешаться в дела Беларуси, используя волну протестов в своих интересах. Аргументация властей стала гораздо более сложной, направленной на все сегменты беларусского общества. И, конечно, совершенно другая работа вовне. Если мы вспомним предыдущие периоды, то в большинстве случаев власти Западу однозначно говорили: это не ваше дело, не вмешивайтесь. В этом же году Минск занял более дипломатичную позицию: после избиения и задержания анархистов власти преподносили это Западу как вынужденную меру по отношению к радикалам, закрывающим лица, дестабилизирующим ситуацию и т.д. Мы увидели конкретную работу с западной аудиторией, направленную на минимизацию на этом направлении последствий взятия под контроль акций протеста.

— Изменились ли подходы к организации акций?

— Мы увидели попытку оседлать волну, использовать готовность людей выходить на акции. И снова напрашиваются аналогии с 1991 годом, когда с недовольными рабочими активно взаимодействовал Беларусский Народный Фронт. Но если говорить про политические акции последних 10-15 лет, то на них все-таки приходили сторонники, активисты, которых надо было просто мобилизовать и куда-то направить, с которыми не надо было работать специально. Но какой-то общей стратегии по поводу того, что вообще делать с этими протестами, нет и уже, наверное, и не будет. Протесты были все-таки спонтанные и неожиданные практически для всех. Подключаются, конечно, другие группы, заинтересованные в разрастании протестов — те же самые анархисты, о которых много пишут, но какого-то существенного влияния на характер акций они все-таки не оказывают.

— Что ждет беларусскую протестную волну после 25 марта?

— Мне кажется, протесты пойдут на спад, по крайней мере, не выйдут за рамки марта-апреля, может быть, что-то еще мы увидим в мае, но летний сезон прекратит их до осени. Дальше все будет зависеть от экономической ситуации. Какие-то цели этой волной были достигнуты, хотя бы было привлечено внимание к этим проблемам. Власти оказались в целом готовы к протестам и начали работать по взятию ситуации под контроль — и своими стандартными методами, включая задержания и аресты, и нестандартными — какие-то разговоры, обещания и т.д. Кажется, на сегодня жанр исчерпан. Действия властей максимально направлены на то, чтобы не дать ситуации протеста дальнейшего развития. А для того, чтобы протесты продолжались, нужны уже организационные структуры. Требуется логистика, планирование, информационная поддержка в такой ситуации — экономический кризис не в той степени, когда органы власти просто распадаются — нужна организационная структура. Сейчас власти делают все, чтобы не дать сформироваться организации протестов. В оппозиции по-прежнему раскол, к тому же, думаю, власти усилят атмосферу недоверия внутри оппозиции. Информационная кампания государства будет и далее работать на демобилизацию уличных акций. Логика приводит к тому, что все эти протесты будут угасать.