Нельзя понять анатомию человека, основываясь исключительно на анатомии обезьяны. Человек продвинулся в своей эволюции куда дальше.

Точно так же нельзя понять анатомию беларусской политической ситуации, основываясь на российской. Но наоборот — можно. Беларусский авторитаризм куда более развитый, чем российский. При подобии логики становления политических режимов лаг запаздывания российского авторитаризма от беларусского составляет около 10 лет. К сожалению, как и лаг понимания российской либеральной общественностью своего печального положения.

В общем виде, эволюция политических режимов в обеих странах базируется на четырех генеральных тенденциях:

• вертикализация власти;
• огосударствление всех общественных институтов;
• маргинализация оппозиции;
• «кубинизация» общества.

Вертикализация власти означает подчинение всех уровней власти единому центру, включая ликвидацию разделения властей и упразднение местного самоуправления.

Огосударствление общественных институтов — подчинение ранее автономных сфер общества диктату государства, включая упразднение независимости университетов, замещение организаций гражданского общества квазигосударственными общественными структурами.

Маргинализация оппозиции означает утрату всякого реального влияния альтернативных политических сил на общество, включая почти полную неизвестность их номинальных лидеров населению.

«Кубинизация» общества — это постепенный переход общества к низкому уровню политических запросов, включая вымывание активных граждан за пределы страны или уход во внутреннюю эмиграцию.

Конфигурация политической организации режима дополняется специфической политтехнологической надстройкой симуляции конкурентности политического процесса (политтехнологии третьего поколения, по Владимиру Мацкевичу). Суть заключается в поддержании видимости политической альтернативы при реальном ее отсутствии (особенно в электоральный период). Арена реальной политической борьбы замещается сценой экспонирования политики. На сцене (в СМИ, социальных сетях) могут возникать образы альтернативных политических лидеров, противостоящих режиму, но в реальности их известность не превышает 1-5%. «Виртуальные», но хорошо управляемые властями, лидеры оппозиции даже могут получать некоторые возможности и пространство для действия, доступ к СМИ и т.п. При этом они не обязательно сотрудничают с властями и могут действовать вполне искренне. Власть лишь решает, кто из существующей линейки публично проявленных персон больше всего подходит на роль спарринг-партнера, кто безопаснее, понятнее, предсказуемее, и делает ставку на него.

В Беларуси становление такой системы в основных чертах было завершено к 2008-2010 годах. В России консолидация авторитаризма (вертикализация и огосударствление) произошла при президентстве Медведева, что проспала в шапку политическая оппозиция России. «Белоленточные» протесты 2012 года были не новой волной и возрождением оппозиции, а последней попыткой собрать в кучу и организовать разваленные структуры. Что-то тогда очень хорошо понимал Немцов, с интенцией к объединению и попытками блокирования инфильтрации оппозиции фигурами сцены (его феерическое «на х#й Божену» надо было выносить на плакатах). За что его и застрелили. Маргинализация оппозиции состоялась во время второго и окончательного пришествия ВВХ. Протесты Навального явно демонстрировали общий потенциал улицы в России и мобилизационный потенциал оппозиции. Выход подростков на акции Навального в 2017 году был сигналом деградации политического протеста. Дети, которым терять нечего, вышли, потому что взрослых, в которых бы они поверили в политике, уже не осталось.

Актуальные московские протесты этого года показывают, что окончательная «кубинизация» российского общества еще не произошла. Но она настолько глубока, что эти протесты уже не затрагивают достаточной критической массы людей для каких-либо изменений. Более того, все это происходит в электоральный период, когда власти готовы и к такому сценарию. Ничего сущностно неожиданного для властей, в отличие от либеральных сил, как раз не происходит. Они готовы к подавлению протестующих и выйдут из этой ситуации с еще большим потенциалом к подавлению. У протестующих нет общенациональной повестки дня, нет достаточного уровня консолидации, нет видимой группы лидеров. Сам повод — местные выборы — даже в случае победы альтернативных депутатов, ничего политически не значит (см. про вертикализацию власти). И это плохо для приобретения демократами новых ресурсов и формирования опоры для будущих попыток сдвинуть ситуацию в России.

При все симпатии к российским демократам, особенно к тем малочисленным антиимперским группкам среди них, их будущее видится в мрачных красках.

И зря они не учатся на чужих (беларусских) ошибках, если они вообще чему-нибудь учатся.

Текст впервые был опубликован в блоге Андрея Егорова в Фейсбуке.