Владимир Мацкевич: Гражданское общество. Часть 10.2

13.02.2020
Владимир Мацкевич, философ и методолог

Сетевое общество и сетевая коммуникация уже давно в центре внимания культурологов и политологов. Сейчас эта тема обсуждается в связке с интернетом и таким интернет-явлением, как социальные сети.

Но сетевые формы организации привлекали внимание исследователей задолго до интернета. Во всяком случае, до всяких фейсбуков. Сеть «Интернет» существует почти полвека, до этого были телефонные сети, транспортные и другие.

Еще Тард рассматривал железнодорожную сеть как фактор появления публики.

Сети возникали очень давно. Караванные пути и товаропотоки на Ближнем Востоке существовали тысячи лет. «Великий шелковый путь» связывал сетью четыре или пять древних цивилизаций (по Арнольду Тойнби). Первые сети были скорее цепями, линейная структура с ответвлениями и зацикливанием некоторых ответвлений цепей.

Сеть практически в полном виде сформировалась в регионе Средиземного моря с изобретением вексельного обращения где-то в XIV веке. Ганзейский союз был сетью и в полной мере использовал сетевые возможности. В Европе с XVII века существовала и расширялась сеть «Республика ученых», практически все люди, занимавшиеся наукой, состояли в переписке друг с другом. Имена участников этой сети знает весь мир, их именами названы научные законы, они создавали новые теории, разрабатывали методы. Но величайшим достижением является и сама сеть, в центре которой находился одноклассник Рене Декарта Марен Мерсенн.

Но эпоха сетей наступила к концу ХХ века. Интернет в процессе формирования сетевого общества только добавил последние звенья и технологически оформил все.

Предпосылки сетевого общества были заложены экстенсивным развитием СМИ. К середине ХХ века телевидение стало кульминационным завершением века публики. Влияние телевидения было столь велико, что уже в 1950-е годы политика в США вынуждена была адаптироваться к его влиянию, и началась эрозия классической представительной демократии. Политический процесс перемещался с политической арены на политическую сцену (по Гинтаутасу Мажейкису). Политическая борьба подчинялась законам телешоу, Ги Дебор придумал концепт «общество спектакля».

Но, как это диктуется законами диалектики, количество переходит в качество и отрицает самое себя. Один телеканал в стране имеет неограниченную власть над публикой. На первых порах от этой неограниченной власти спасало малое количество телеприемников.

Количество телевизоров в семьях, квартирах и домах увеличивалось, но власть телевидения ограничивалась появлением новых телеканалов. Каналы соперничали между собой за покрытие территории и охват аудитории, но зрители могли выбирать, какие каналы смотреть.

В 1950-годы телевидение могло иметь неограниченную власть над ограниченной частью публики. Но и этой властью еще не умели пользоваться. Уже в 1960-е годы в США и Западной Европе существовали десятки телеканалов, принимаемых на каждом телевизоре. С ростом их количества уменьшалось влияние каждого из них. Публика сегментировалась и таргетировалась.

Эти сегменты и фрагменты публики еще не стали сетями. Они были протосетями:

  • Структура этих сегментов публики была такая же, как и во времена Тарда, ее можно изобразить в виде «звездчатого графа» или «дерева». Есть центр, или узел, с которого информационные потоки расходятся к потребителям информации, потребители никак не связаны между собой и не имеют обратной связи с центром.
  • Все общество можно описать множеством таких «звездчатых графов», накладываемых поверх один одного. Элементы и связи которых не пересекаются.

Потребитель больше не был привязан к монопольному источнику информации. Из двух-трех десятков телеканалов он пользовался всего несколькими тематическими или идеологическими, все остальные игнорировал.

С газетами происходило то же самое.

К 1960-1970-м годам политическая публика была уже только одним из немногих сегментов в обществе. Были сформированы тематические публики: спортивная и музыкальная росли быстрее и скоро обогнали политическую (политизированную) публику по численности. Публика спортивных болельщиков смотрела только спортивные каналы, музыкальные и развлекательные каналы изолировали другую публику. Потребители этой информации только случайно и в редких случаях намеренно переключались на общеполитические новости и комментарии. Еще была своя публика у научпопа и «мыльных опер».

Через десяток-другой лет выросли поколения публик, которые просто перестали понимать, что говорят на политических каналах и в новостях. Значимость и смысл информации из реальной политики и общественной жизни перестали отличаться от того, что показывают в телесериалах.

За «железный занавес» эти явления проникли с опозданием на 30 лет и поэтому проявлялись несколько иначе. Но к миллениуму ситуация выровнялась.

Поэтому 11 сентября 2001 года онлайн-репортаж о падении башен в Нью-Йорке смотрелся как сюжет из сериала.

На все события XXI века люди реагируют двояким образом: как публики и как сети. И эти реакции могут быть совсем не похожи.

На пожар Нотр-Дам де Пари публика отреагировала пожертвованиями в миллиардных размерах в течение одной ночи, а в сетях несколько дней кипели конспирологические страсти, массировались различные версии, не доходя до деятельного ответа.

Очевидно, что энергетические и мобилизационные возможности публики и сетей совершенно различны.

Но не все различия между публикой и сетью столь очевидны. Некоторые особенности сетей лучше разбирать и анализировать на материале технических и биологических систем, поскольку на общественных и гуманитарных системах они почти не видны, но имеют существенное значение.

Если начинать с простейшего — с пространственно-временной структуры, — то первое, что необходимо зафиксировать это:

Анизотропность пространства

Пространство в сетях не однородно. Соседство точек в сети определяется наличием связей и отношений между ними, а не геометрическим расстоянием или координатами. Проще всего это иллюстрируется проводной телефонной сетью. С домашнего телефона можно просто поговорить с другом на другом конце страны, чем с человеком, которого вы видите из своего окна в окне дома напротив. То же самое с транспортной инфраструктурой: из Минска можно долететь в любую европейскую столицу быстрее, чем добраться до некоторых районных центров Минской области. Хотя расстояние в первом случае измеряется сотнями и тысячами километров, а во втором только десятками.

Пространство в сетях становится функцией инфраструктуры и для его описания нужна иная топология, отличная от евклидовой геометрии.

Со временем в сетях сложнее

Время в сетях со временем (каламбур) становится произвольным. Не вдаваясь в тонкости и подробности, можно указать на различие статусов online и offline, отражающих присутствие/наличие (dasein) человека, или агента получения/отправки информации, в сети. Пока ограничимся только этими статусами, поскольку анализ времени в сети через категорию dasein уведет далеко от нашей темы. Хотя без такого анализа нельзя понять хронотоп, или пространственно-временную структуру сетевой организации.

Модальные характеристики сетей опустим в данном рассуждении, остановимся только на интенсивностных, даже просто количественных. И поскольку нас интересует в первую очередь информационный метаболизм, то и количественные, и интенсивностные характеристики рассмотрим в этих рамках.

Информационная емкость сетей несоизмерима с количествами информации в толпах и в публике. Информация в сетях циркулирует не останавливаясь, поэтому ее объем может накапливаться почти до бесконечности (в практических масштабах, разумеется). Этот фактор ведет ко множеству последствий, и разобрать их все будет очень сложно. Поэтому ограничимся несколькими тезисами:

  • Количественные измерения информации основаны на категориях порядка и энтропии — меры снятой неопределенности. Эта мера, по Клоду Шеннону, пригодна для измерения количества информации в каждой точке/элементе сети, но не годится для сети в целом. Энтропия, т.е. хаос в сети, только нарастает. Хотя сам шенноновский принцип сохраняет свою силу, если вести рассуждения от проблемы, которую Шеннон решал — выделение сигнала из шума. Накопление информации в сети создает информационный шум. Найти или выделить из этого шума нужную (ценную, важную, релевантную) информацию можно только прикладывая определенные усилия.
  • Поступление информации в сеть извне возможно в любом месте сети, и порождение информации происходит в любом месте. Полученная или порожденная информация начинает циркулировать по сети и отдельные фрагменты накладываются на другие. Методов и способов вывода информации из сети не существует, если она копируется в любом месте сети.
  • Снятие неопределенности (выделение сигнала из шума, распознавание образа, получение релевантной для принятия решения информации) возможно только через изменение структуры сети. Структура сети описывается графами. Преобразование структуры сети можно описать преобразованием полного графа (где каждый элемент связан с каждым другим элементом) в иерархические графы (например, «звезда» или «дерево»). Работа над структурами сетей возможна с использованием математических методов или по аналогии с биологическими и техническими сетями.

Вспомним тему, цель и рамки этого рассуждения:

  1. Мы обсуждаем гражданское общество, поэтому нас интересуют общественные структуры.
  2. Мы обсуждаем гражданское общество в его историческом развитии, т.е. изменение общественных структур на различных этапах существования гражданского общества.
  3. Мы пытаемся понять современное состояние гражданского общества через сетевые формы организации информационного и энергетического обмена.

Полное и подробное исследование сетей выходит за рамки нашей темы. Для нас релевантны только те характеристики сетей, которые позволяют понять современное состояние гражданского общества и, главным образом, в нашей стране.

Можно просто провести сравнение толп, публики и сетей по аспектам информационного и энергетического обмена и обозначить, что это означает для гражданского общества.

Информационная и энергетическая энтропия

Толпа практически невосприимчива к информации. Оратор может захватить внимание толпы на очень короткое время. За десятки минут он должен захватить и удержать внимание, зарядить толпу эмоционально и энергетически. Разум, рассудок, логика почти не имеют значения. Информация в толпе практически моментально превращается в энергию и требует немедленного выхода. Вдохновленная и возбужденная толпа либо сразу переходит к действию (взрывной выплеск энергии), либо ограничивается эмоциональным переживанием (тогда энергия просто исчезает; по аналогии с термодинамикой, энтропия тепловой энергии).

Энергия толпы переходит только в самые простые действия. Если возбужденная толпа приходит в движение, она может затоптать и оратора, который выступил детонатором взрыва энергии.

Публика в меньшей степени реагирует на эмоции и в большей степени рассудочно воспринимает информацию. Рассудок замедляет переход информации в энергию. Энергия в публике накапливается и может расходоваться дозированно.

Если энергия толпы может быть описана в категориях взрыва, то энергия публики — это сжатая пружина, это потенциальная энергия, распределяемая на порции и фрагменты, использование энергии публики может быть отсрочено, а накопление растянуто на длительное время.

Есть прецеденты, когда харизматичные ораторы удерживают огромные толпы часами. Так, Адольф Гитлер и Фидель Кастро могли выступать перед многотысячными аудиториями часами. Кастро мог держать на площади миллион кубинцев и выступать перед ними 6-8 часов. В этих случаях мы имеем дело с гибридными явлениями (кентавр-системами) публики-толпы. Без технических средств выступление перед толпами в несколько десятков тысяч человек невозможно. Гитлер и Кастро собирали искусственные толпы и обращались с ними как с публикой. Присутствие людей на площади создает «картинку», сами люди слушают оратора почти как по радиотрансляции, не имея с ним зрительного контакта.

Оратору перед толпой не нужна харизма, он «владеет толпой» и ее вниманием всего несколько минут, может быть анонимным, толпа не знала его до встречи с ним и может забыть его после того, как энергия выплеснется в действие. Толпе нужны только «лидеры на час» и возможны только в качестве временных ораторов. Единственная карьера, возможная для лидера толпы — превращение его в командующего войском или бандой.

Харизма как явление, как характеристика лидера возможна только при наличии публики. Длительное присутствие персонажа в СМИ обеспечивает ему известность. Отношение к персонажу других лидеров мнений создает ему репутацию. Положительная репутация закрепляется за лидером как его собственное свойство или характеристика. При соответствующих условиях такая устойчивая репутация превращается в харизму. А сформированная харизма позволяет компенсировать недостаток ораторского мастерства. Так, Иосиф Сталин избегал непосредственного появления перед толпами. Он плохо говорил, за него говорила его харизма, создававшаяся десятилетиями.

Репутация и харизма лидеров создаются средствами массовой информации в отсутствии обратной связи, длительным навязчивым повторением односторонней информации.

Информация, исходящая от харизматического лидера мнений, становится основным инструментом управления публикой. В отличии от эмоциональной информации, действительной в толпе, рассудочная информация подвержена критике. Но так же и цензуре.

Ничего подобного нет в сетях. В сети нет ораторов, в сети нет возможности годами создавать репутацию. Любая информация, попадая в сеть, растворяется в потоке другой информации. На каждый вброс информации сеть отвечает критикой. Обратная связь не оставляет возможности односторонней накачки информацией, а открытые каналы поступления информации делают невозможной цензуру.

Но критика в сети вовсе не обязательно рассудочная или разумная, она может быть эмоциональной и просто иррациональной. Способы управления толпой и публикой в сети не работают. Объем информации в сети и энтропия делают невозможным перевод информации в энергию. Энергетическая энтропия в сети максимальна. Сети почти не способны к мобилизации.

Чтобы побудить публику к действию (перевести информацию в энергию), ее необходимо организовать в толпу или в толпы разного типа. Чтобы сеть могла накапливать энергию, ее необходимо организовать как публику. Так поступают в корпоративных сетях и в сетях, возникающих вокруг некоторых популярных СМИ. Достигается это централизацией поступления информации в сеть и ограничениями обратной связи. Сеть из полного графа переводится в граф «дерево» или граф «звезда».

Индивидуальность и обезличивание

Человек в толпе теряет индивидуальность, он превращается в «такого, как все». Все кричат и я кричу, все идут и я пошел, все побежали и я побежал. Люди в толпе не отвечают за свои индивидуальные поступки и действия. Это справедливо и для случайных, и для искусственно собранных толп (толпа академиков ничем не отличается от толпы дворников по законам своего поведения). Поведение индивида в толпе нивелируется самим присутствием среди «таких, как все».

В публике индивид оказывается по собственному выбору, поэтому сохраняет свою индивидуальность. Человек может ходить в театр, может не ходить. Может выписывать и покупать одну газету, а может другую, может и вовсе не выписывать, не покупать и не читать. Он рассудочно воспринимает информацию и осмысливает эту информацию в одиночестве. Присутствие «таких же, как все» или «таких же, как я» не мешает осмыслению и не ограничивает критическое отношение к информации. Поэтому управлять публикой гораздо труднее.

Чтобы управление публикой посредством информации стало возможным, необходимо переводить информацию в энергию. Но энергетическая заряженность критически настроенного индивида может не совпадать с энергетикой других, критически настроенных потребителей информации.

Поэтому при работе с публикой для перевода информации в энергию необходимо устранить фактор рассудочной критики, в идеале — ограничить рассудочность. Этого можно достигнуть нивелированием индивидуальности. Как это возможно?

Если в толпе человек утрачивает индивидуальность и становится «таким, как все» под воздействием непосредственного контакта с себе подобными и через эффект эмоционального заражения, то в публике работает другой принцип — воображение. Информация подается таким образом, чтобы у потребителя этой информации складывалась иллюзия, что большинство думает вполне определенным образом и создавалось стремление сблизиться с большинством или влиться в него.

Деиндивидуализация в публике достигается в воображении потребителя информации и через иллюзорное большинство. Главным средством создания такой иллюзии становится цензура, или устранение из информационного обмена альтернативных мнений, ограничение альтернативной информации. Поэтому главной заботой тех, кто стремиться к управлению публикой, является монополизация СМИ.

Сетевая организация информационных потоков ведет к демонополизации и децентрализации СМИ. Поэтому в сетевой организации общества невозможен тоталитаризм.

Но зато в сетевом обществе создаются все условия для господства популизма. Природа популизма коренится в том, что происходит в сетевой организации с индивидуальностью.

Если в толпе люди утрачивают индивидуальность по естественным причинам, а в публике индивидуальность приходится нивелировать искусственно через создание иллюзии большинства и работая с воображением индивидов, то в сетях индивидуальность сохраняется в полной мере, но теряет значимость и ценность.

В публике информация распространяется от производителя к потребителю. Производитель и потребитель информации индивидуальны. Производит информацию автор, и каждый автор — индивидуальность в творчестве и производстве. Потребитель информации — тоже индивидуальность со своей способностью к пониманию, осмыслению и критике. Автор и потребитель различаются в глазах друг друга и в своих собственных.

В сетях автор умирает. Любой может вбросить в сеть любую информацию, любой может к ней критически отнестись. Информация вбрасывается в сеть и циркулирует в ней, передается от одного элемента и звена в цепи к другим. После нескольких циклов обращения месседжа или сообщения практически невозможно установить источник происхождения информации. И с каждым циклом обращения в исходной информации появляются искажения («испорченный телефон»), порождаемые дефектами понимания, пересказывания и копирования.

В силу произвольности времени в сетях любая циркулирующая в них информация отрывается от контекста порождения сообщения, становится абстрактной.

Моментальность обратной связи в сетях не оставляет времени на осмысление и рассудочную критику информации. Каждый участник сети выступает в двух функциях: автора и потребителя информации. Таким образом индивидуальность автора теряет значение и перестает быть ценностью. А индивидуальность потребителя, напротив, выпячивается через декларацию «а у меня свое мнение», т.е. индивидуальное. Но это сомнительная и даже ложная индивидуальность, потому что эти «свои мнения», не будучи пропущенными через критику и осмысление, ничем не отличаются от множества других «своих мнений».

Сетевой парадокс состоит в том, что если в толпе люди становятся «такими, как все» и ведут себя не индивидуально, а «как все», то в сети каждый «не такой, как все», но ведет себя точно так же, «как все». Этот парадокс ведет к большим последствиям.

Лет семь назад в одной дискуссии в сети мне прислали вот такую цитату Юргена Хабермаса:

«Пользование интернетом одновременно расширило и раздробило коммуникативные контексты. Поэтому интернет оказывает подрывное воздействие на авторитарные режимы публичной сферы. Однако горизонтальное и ставшее менее формализованным образование коммуникативных сетей одновременно выхолащивает достижения традиционных публичных сфер. Ведь их функция заключалась в том, чтобы в рамках политических сообществ концентрировать внимание анонимной и рассеянной аудитории на неких избранных сообщениях, так чтобы граждане в один и тот же момент могли быть заняты одними и теми же критически отфильтрованными темами и высказываниями в их связи. Интернет способствует всеобщему равенству, что можно лишь приветствовать, однако платой за это оказывается децентрализация доступа к неотредактированным высказываниям. В таких условиях высказывания интеллектуалов теряют свою способность фокусировать внимание публики» (Из речи, произнесенной Юргеном Хабермасом 9 марта 2006 года по случаю вручения ему Премии им. Бруно Крайски).

Философ Хабермас говорит здесь примерно о том же самом парадоксе. В применение к самому высказыванию Хабермаса это выглядит примерно так. Будучи вброшенным в сеть, это высказывание философа было бы одним из множества мнений, равных множеству других мнений. Чтобы они имело хоть какой-то вес и значение, оно должно быть оснащено несколькими атрибутами внесетевой организации:

  • Это высказывание не в сети, а на публике (указано место, время и обстоятельства порождения сообщения);
  • Это авторское высказывание и его автор отличается от всех, кто читает это сообщение;
  • На этом сообщении «сфокусировано внимание публики».

Но этот фрагмент текста был вброшен в сеть, где обсуждались примерно эта же тема. Поэтому его судьба повторяет судьбу всех сообщений, вбрасываемых в сеть, то есть:

  • Сообщение оторвано от времени, места и обстоятельств, где оно было произнесено;
  • Это одно из многих мнений и у каждого читателя по этому поводу есть свое мнение;
  • Ничье внимание на этом сообщении не сфокусировано, оно осталось в сети, его можно найти через поисковик, но участниками сети оно забыто на следующий день.

Все то же самое будет с этим моим фрагментом длинной серии текстов про гражданское общество:

  • Никто в сети не вспомнит, зачем и почему этот текст возник и написан (где его начало, когда и кому он адресован и в каких обстоятельствах порожден);
  • В комментариях будет высказано множество мнений, каждое из которых их авторы будут считать равноценным и равноправным этому сообщению. И эти комментарии появятся под текстом раньше, чем требуется времени на его прочтение, осмысление и понимание;
  • Об этом тексте забудут к вечеру этого же дня, так же как забыли обо всех предыдущих фрагментах.

Что все сказанное и рассмотренное означает для темы всего цикла, для гражданского общества?

Об этом — в следующем фрагменте.

Читайте также:

Текст впервые был опубликован в блоге Владимира Мацкевича в Фейсбуке:


Другие публикации