Лекции

Системный кризис: Беларусь-2020 (Видео)

25.04.2020
Андрей Егоров

Представляем вашему вниманию видеолекцию политолога Андрея Егорова, посвященную процессам, которые разворачиваются в Беларуси в 2020 году.

Конспект лекции

В этой короткой лекции я расскажу про схему системного кризиса и ее применение для анализа текущей ситуации в Беларуси.

В текущей ситуации Беларуси, как мы все сейчас наблюдаем, развивается ряд кризисных явлений. Наиболее очевидное из них — ситуация, связанная с эпидемией COVID-19 и теми последствиями, которые она вызывает уже сегодня и будет вызывать в дальнейшем для образа жизни людей, экономического положения действующих хозяйствующих субъектов и т.д.

Но, кроме этого, на Беларусь надвигается экономический кризис, который начался ранее — в связи с изменениями мировой конъюнктуры цен на нефть и кризисом в отношениях с Россией, где Беларусь до сих пор не может договориться про схему поставки нефти, а беларусская экономика очень сильно зависит от нефтяной конъюнктуры и цен на энергоносители. Все это влияет на экономическую ситуацию в стране и усиливает кризисные процессы.

Поэтому то, что можно ожидать в ближайшем будущем, можно определить как системный кризис.

Что такое системный кризис?

Системный кризис — это не просто большой и очень сложный кризис, как обычно понимается из этого термина, но это ряд кризисных явлений и процессов, которые накладываются друг на друга и взаимно усиливают друг друга. И эти процессы имеют определенный порядок.

«Классическая» схема системного кризиса появилась при анализе ситуации трансформации посткоммунистических стран Восточной Европы, когда они переходили от ситуации социалистической организации экономики и тоталитарного политического устройства к демократическим формам управления и рыночной экономике. В это время в этих странах, и у нас тоже, стало развиваться то, что мы называем волнами системного кризиса.

Введем пространство с двумя осями: по нижней оси будем откладывать время (t), а по верхней оси — интенсивность кризисных явлений (I).

Хронологически первым кризисом, с которым столкнулись переходные страны в 1980-1990-е годы, был кризис идеологии (КИ). Этот кризис был связан с основным вопросом, который возник у людей: в каком направлении дальше следует развиваться? В то время существовала идеологическая конкуренция двух больших систем: одна — социалистическая, а другая — капиталистическая. Когда социалистическая система, или коммунистический строй, начала разрушаться, тогда у людей возник вопрос: а куда же нам двигаться дальше? Ну и логичным на тот момент времени был ответ: к капитализму и демократическому устройству. Возникала дилемма выбора: продолжать ли дальше строить социализм и коммунизм или все-таки переходить к другой форме общественного устройства и развития. Вот этот вопрос — «Что же мы выбираем?» — и запускал кризис идеологии. Он хронологически был первым. Кризис идеологии начался с постановки этого вопроса, ну а на пике кризиса, собственно, и случился выбор дальнейшего пути развития. Разрешение кризиса идеологии — это фактически и был выбор, куда двигаться дальше: на тот момент времени, по социалистическому или по капиталистическому пути развития.

Когда был сделан выбор, вторым, в общем-то логичным, вопросом стал вопрос: а кто же нас туда поведет? То есть, возник вопрос о политическом лидерстве, и этот вопрос запустил кризис власти (КВ). Начался процесс кризиса власти. Стало очевидным, что прежние лидеры и политическая система не способны повести по пути, который разрешит кризис идеологии. То есть, сложившаяся коммунистическая система, система коммунистических партий, коммунистического лидерства была не в состоянии строить капиталистическую экономику и демократические формы управления, поэтому нужны были какие-то другие группы людей, другие политические структуры, другие политические лидеры, которые смогли бы повести страну по иному пути развития. И свой пик кризис власти достиг тогда, когда обозначились две четкие альтернативы, две группы лидерства, которые претендовали на власть и определение направления, в котором следует развиваться стране. Общество сделало этот выбор, и в этот момент происходит разрешение кризиса власти.

Но когда был разрешен кризис власти с выделением новых политических лидеров оказалось, что существовавшая система государственного управления устроена таким образом, чтобы удовлетворять потребности развития предыдущего выбора, который был сделан в условиях социалистической экономики, но она совершенно не годится для того, чтобы строить новую структуру демократического управления и решать вопросы рыночной экономики. И тогда возник кризис государственного управления (КГУ). Возникла необходимость создавать новые институты власти, по-новому организовывать отношения между ними. Соответственно, старая система не справлялась, необходимо было полностью ее перестраивать — началась реформа государственного управления в этих переходных странах. Началось все буквально с принятия новых конституций, которые закрепили, например, новые принципы разделения властей, естественно, не существовавшие в коммунистических режимах. Ну и дальше стали вводиться разные другие системы управления: например, во всех странах одной из важных реформ была реформа местного самоуправления, где действия центральных властей были ограничены только верхним уровнем, а на местном уровне сформировалось самоуправление, которое самостоятельно решало все вопросы организации жизни на местном уровне.

Однако кризис государственного управления столкнулся с необходимостью нахождения ресурсов и средств для осуществления перехода к новому жизненному укладу, а старая экономическая модель, как и система государственного управления, оказалась мало приспособленной к тому, чтобы экономически обеспечивать функционирование новой системы. Поэтому следующим кризисом стал кризис экономики (КЭ). Он формулировался вопросом: где брать деньги и ресурсы на то, чтобы обеспечивать жизнь страны дальше? И начались различные формы переустройства экономической жизни. В 1980-1990-е годы мы видели разные подходы стран, которые по-разному разрешали этот кризис экономики: где-то, например, в Польше, была «шоковая терапия», где-то вводились инструменты массовой приватизации, где-то это происходило несколько иначе, но, тем не менее, везде проводились экономические реформы, которые каким-то образом разрешали кризис экономики.

Но кризис экономики и падение в результате этого кризиса уровня и качества жизни населения, тотальная перестройка государственной системы управления и организации жизни вызвали новый кризис. Этот кризис уже непосредственно касался жизни каждого человека и выражался в виде кризиса образа жизни (КОЖ). То есть, люди начали задаваться вопросом: так, как я жил раньше, дальше я жить не могу, а как же мне жить сегодня в этой новой системе, как мне приспосабливаться к этим новым условиям жизни, которые складываются? И многие помнят, ну или, по крайней мере, читали, про то, как происходили трансформационные процессы в 1990-е годы, когда люди теряли привычные формы занятости, которые уже не давали им возможность обеспечивать семью, и переходили в другие, вновь возникавшие сферы экономики и т.д. Есть трагические истории, например, про инженеров, которые, потеряв работу в советских структурах централизованной государственной экономики, вынуждены были идти торговать на рынок или переходить на какие-то другие формы самообеспечения. И кризис образа жизни сталкивается непосредственно с жизненными обстоятельствами, в которых люди начинают жить.

Таким образом, совокупность этих кризисов, которые накладываются друг на друга и взаимно усиливают друг друга, и формируют то, что мы называем системным кризисом.

Рис. 1. Схема системного кризиса трансформации стран Центральной и Восточной Европы в 1980-1990-е годы

Эта схема системного кризиса появилась в методологических обсуждениях Московского методологического кружка и Школы культурной политики в конце 1980-х — начале 1990-х годов. Она использовалась, как я уже сказал, для анализа трансформационных процессов того периода, использовалась в текстах Петра Щедровицкого, а в Беларусь эту схему привез и вводил для беларусской ситуации Владимир Мацкевич, также в 1990-х годах.

И сегодня эту схему, в общем-то, можно использовать для анализа текущей кризисной ситуации в Беларуси. Здесь важно подчеркнуть, что в «нормальной», скажем так, модели перехода все эти кризисы разрешаются последовательно, друг за другом. То есть, начинают с кризиса идеологии, когда происходит выбор пути, переходят к кризису власти, когда определяется новое политическое лидерство, возникает кризис государственного управления и каким-то образом устанавливается новая система управления, начинаются экономические реформы, которые приводят к кризису образа жизни, но затем развитие экономической ситуации приводит к тому, что люди адаптируются к новым условиям, и кризис образа жизни разрешается вследствие развития экономики и установления новых форм нормального управления.

Но не во всех странах эти кризисы разрешались друг за другом и не везде происходила интерференция-накладывание этих кризисов друг на друга. Некоторые страны «застревали» на каком-то периоде разрешения какого-то очередного кризиса, не смогли справиться с разрешением каких-то кризисов, и тогда перехода не случалось и страны «зависали» в таком положении, как, например, Беларусь в ситуации авторитарной страны, либо это приводило к установлению того, что сегодня называют «гибридными» или «квазидемократическими» режимами.

Классическим случаем того, как произошло это «застревание», является Украина, которая так же, как и все посткоммунистические страны, столкнулась с кризисом идеологии и, в общем-то, как-то его разрешила. Столкнувшись с кризисом власти, выбрала новое политическое лидерство, которым заменило коммунистических лидеров. Но, столкнувшись с кризисом государственного управления и далее с кризисом экономики, Украина так и не смогла до конца разрешить эти кризисы, т.е. стабильной системы ни в государственном управлении, ни в экономике в Украине к настоящему времени так и не сложилось, она страдает просто хроническими проблемами организации госуправления и так до конца не вышла из ситуации экономического кризиса и полной стабилизации экономической ситуации. Поэтому в Украине постоянно происходит «зависание» между кризисом власти и кризисом государственного управления, что выражается в постоянной проблеме, что действующая власть, которую выбрали, не справляется с ситуацией развития страны, не справляется с разрешением проблем, возникающих в экономике либо жизни населения, и тогда эту власть приходится менять. А не справляется она потому, что в Украине до сих пор так и не налажена сфера нормального государственного управления, и поэтому мы видим там постоянное возвращение к реформам. Если, например, страны Восточной Европы, такие как Венгрия, Чехия и Польша, решили проблему государственного управления еще в 1990-е годы, то в Украине этот вопрос по-прежнему является актуальным, и каждая новая власть, которая часто приходит в результате очередных потрясений в виде революций-майданов, сталкивается с тем, что необходимо вновь решать кризис государственного управления. И, не справляясь с этим кризисом, Украина вваливается в дальнейшие кризисы, и вновь возникает кризис власти, когда население требует новых лидеров. Вот и сейчас мы видим очередную попытку в результате последних президентских выборов получить такого нового лидера, совершенно не имеющего опыта предыдущей политической деятельности, видим такое возложение украинским обществом надежд на него, что он сможет справиться с ситуацией затянувшегося «зависания» Украины между кризисом власти и кризисом государственного управления.

Опять же, понятно, что это аналитическое разложение кризисов. В реальности они все накладываются друг на друга, происходит интерференция этих кризисов. И когда они не разрешаются, то практически все из них начинают интерпретироваться в терминах кризиса образа жизни. То есть, люди начинают задаваться вопросами: а что же происходит в стране и почему что-то не так, куда же нам развиваться, адекватно ли политическое лидерство? То есть, люди сталкиваются с тем, что привычный образ жизни разрушается, невозможно делать дальше то, что делали раньше, и они начинают ставить такие более высокого порядка вопросы. И все это интерпретируется в терминах кризиса образа жизни.

Что сегодня происходит в Беларуси?

В Беларуси сегодня названные кризисы начинают разворачиваться практически в обратном порядке.

Сегодня мы уже столкнулись с волной кризиса образа жизни (КОЖ). Ситуация с разворачиванием пандемии, с необходимостью ухода на удаленный формы занятости, ситуация социального дистанцирования, самоизоляции приводит к тому, что люди не могут вести тот образ жизни, который они вели ранее. Поэтому мы видим начинающийся кризис образа жизни.

Более того, ситуация с пандемией, а также ситуация с серией внутренних и внешних экономических шоков, как это описывают экономисты, подстегивает в Беларуси развитие кризиса экономики (КЭ). По некоторым прогнозам, в результате кризиса экономики, который ждет Беларусь в ближайшее время, может случится падение ВВП на 10 и более процентов. Это довольно много. То есть, если мы, например, сравним эти прогнозы с ситуацией кризиса 2009 года, который начался в США, то там тогда падение экономики было в районе 3-5%, и восстановление американской экономики заняло где-то около трех лет. То есть, можете прикинуть, если в Беларуси случится падение ВВП на 10 и более процентов, то процесс восстановления может занять 5-6 лет. Ну и, опять же, многие сферы деятельности окажутся закрытыми, Нацбанк уже дает прогноз, что часть рабочей силы будет переведена на частичную занятость, а многие люди могут оказаться в ситуации социальных отпусков без сохранения заработной платы. Представляете, как это будет влиять на образ жизни населения, на те сложности, с которыми оно будет сталкиваться. Поэтому кризис экономики, который тоже начинается в Беларуси, будет только усиливать кризис образа жизни.

Соответственно, рост кризиса образа жизни и кризиса экономики будет требовать достаточно резких, где-то непопулярных, но достаточно решительных действий со стороны институтов государственного управления в Беларуси. И эта система государственного управления должна будет начинать достаточно быстро и эффективно предпринимать меры по разрешению кризиса экономики, смягчению его последствий и минимизации последствий кризиса образа жизни.

Но Беларусь — «интересная» страна: у нас выстроена сверхцентрализованная система государственного управления, которая страдает множеством хронических проблем. И одна из таких проблем — это то, что все решения в беларусской системе управления принимаются на самом верху, в ней очень мало инициативы снизу, в ней очень мало инновационных решений, которые возникают внутри вертикали, она очень хорошо действует в ситуации стабильности, когда все ясно и понятно, куда идти, когда все приказы отдаются и они четко выполняются. А беларусские чиновники — очень исполнительные люди. Но в ситуации, с которой мы сталкиваемся сегодня, когда началась неожиданная совсем пандемия, когда нарастает кризис экономики, требуются решения, которые наша система государственного управления не может ни изобретать в достаточной мере, ни качественно реализовывать.

И ситуация с COVID-19 очень хорошо показывает те проблемы, которые существуют в системе государственного управления Беларуси. Когда в стране началось распространение эпидемии, Министерство здравоохранения, в общем-то, в большей или в меньшей степени стало проводить правильную информационную политику, стало более открытым к контактам с журналистами, начало публиковать информацию о ситуации, предоставлять сведения относительно обеспечения беларусской системы здравоохранения средствами, которые позволяют справиться с кризисом (т.е. сообщать, сколько у нас койко-мест в больницах, сколько может быть освобождено в случае необходимости, сколько у нас есть аппаратов искусственной вентиляции легких, насколько мы обеспечены масками и т.п.), оно даже поначалу честно рассказывало нам, сколько у нас заболевших людей в стране. Но тут с самого верха приходит указание, когда «главная голова» в Беларуси начинает рассказывать, что нет, в общем-то, никакой эпидемии и поэтому не надо предпринимать никаких действий. И тут мы видим, как система государственного управления входит в такой вот паралич. То есть, беларусские медики-эпидемиологи вроде как понимают на своем уровне, что необходимо делать в этой ситуации, даже начинают предпринимать правильные действия, но сверху идут совершенно другие противоречивые указания на этот счет, и они начинают метаться: например, начинают менять информационную политику и вместо нормального информирования общества о количестве заболевших и умерших от коронавируса публикуют ребусы для населения, где людям предлагается самим из непонятных данных вычислить, а сколько же у нас в стране случаев заболевания. Ну, благо, через некоторое время это разрешается, но структурная проблема как бы здесь видна. И мы также видим, что недостаточность информационной политики, мобилизации, концентрации, распределения имеющихся ресурсов приводит к тому, что общество замечает эти проблемы и начинает реагировать самостоятельно. Мы видим, как начинает возникать большое количество низовых гражданских инициатив по оказанию помощи беларусским медикам в разрешении этой ситуаций, по организации структуры самопомощи. Мы видим, что люди, не доверяя высказываниям властей, начинают сами принимать решения по самоизоляции, переходу на удаленные формы занятости, т.е. самостоятельно прибегают к каким-то формам мягкого карантина. И эта ситуация очевидно показывает, как беларусская система государственного управления скатывается к кризису государственного управления (КГУ).

И мы можем достаточно легко представить себе, что с нарастанием кризиса экономики эти проблемы государственной вертикали в Беларуси будут только обостряться. Возникает ситуация, что даже при наличии правильных решений и понимании того, что необходимо делать, какие меры необходимо принимать, из-за противоречий между уровнями принятия решений, когда на самом верхнем уровне наступает паралич принятия решений, этот паралич также распространяется и на всю систему государственного управления, и в конечном итоге она оказывается не способной справиться с кризисом экономики, как-то облегчить и минимизировать кризис образа жизни для населения.

Тогда в этой ситуации население неизбежно начнет задавать себе вопрос: если эти люди у власти не могут принимать адекватных мер по разрешению кризиса, тогда кто же может? И это может привести к началу кризиса власти (КВ), который формулируется достаточно простым вопросом — при беларусской сверхцентрализованной системе государственного управления люди начнут задаваться вопросом: «Кто, если не он?» Ну или, как сегодня пишут многие люди в социальных сетях, если мы сами как общество справляемся с последствиями кризиса, сами принимаем решения об уходе на карантин, сами организуем систему самопомощи, сами собираем деньги, сами делаем маски, сами изготавливаем различные средства защиты для беларусских медиков, то зачем нам вообще такое государство, зачем нам вообще такое политическое лидерство? Поэтому перед Беларусью в перспективе маячит кризис власти. Сейчас я бы не сказал, что он начинается, но в перспективе может начаться.

Проблема и отличие кризиса власти от других кризисов заключается в том, что если предыдущие кризисы развиваются практически естественным образом, то кризис власти может развиться только тогда, когда имеется явная, публично предъявленная альтернатива существующему политическому лидерству. То есть, если в публичном пространстве мы видим другие группы, другие организации и структуры, которые предлагают иные решения, которые претендуют на то, что они по-другому могут управлять страной, по-другому разрешать кризисы, с которыми сталкивается население, то тогда кризис власти может развиваться и, в конечном итоге, он может дойти до ситуации выбора некой альтернативы, до формирования ответа: если не эти, которые сегодня у власти, то, наверное, вот эти, которых мы видим, которые явно представляют что-то другое, могут справиться с этой кризисной ситуацией. При этом это должны быть совершенно конкретные люди, т.е. это не может быть некая абстрактная «беларусская оппозиция», это могут быть только конкретные люди, у которых есть конкретные имена и биографии — только тогда общество может обратить на них внимание как на некую альтернативу существующей власти. Только в этом случае кризис власти может начать развиваться.

Если же в обществе до начала развития кризиса власти таких альтернативных групп нет или они публично не предъявлены, если эти группы не вышли в публичное пространство со своими политическими программами, то шансов на развитие кризиса власти практически нет. Тогда, в общем-то, закономерным ответом на вопрос «Кто, если не он?» будет ответ: «Конечно, он плох, но никого больше нет». И дальше действующие власти каким-то образом решат кризис государственного управления, затем как-то, так или иначе, разрешат кризис экономики, ну а население будет вынуждено приспособиться к новым условиям жизни.

Если же такие альтернативные группы все же есть, то тогда кризис власти может развиться, и в этом случае следующим закономерным вопросом населения в адрес этих альтернативных групп будет: так, а что же вы предлагаете? Возникнет запрос на какие-то идеи, программы перехода, сформулированные какими-то не только сложными концептуальными разработками, но и достаточно простым и понятным для населения языком. То есть, необходимо, чтобы эти идеологические предложения для населения характеризовались не только глубиной концептуальной проработки, но имели некие популярные формы изложения. Тогда возникнет кризис идеологии (КИ), и мы будем иметь в Беларуси полноту набора системного кризиса, который может развиться.

Рис. 2.1. Схема системного кризиса при анализе актуальной ситуации в Беларуси

Ну а дальше разрешение этих кризисов будет идти в том же порядке, как они разрешились в «классической» ситуации трансформации 1980-1990-х годов: от кризиса идеологии к кризису образа жизни.

Где сейчас находимся мы?

Как я уже говорил, сегодня мы находимся в ситуации начала, или подъема, кризиса образа жизни, который будет усиливаться. Можно поставить некую точку здесь и обратить внимание на то, что кризис образа жизни будет неизбежно развиваться, подстегиваясь кризисом экономики, который тоже развивается в Беларуси. То есть, мы сегодня находимся где-то здесь.

Рис. 2.2

«Мы здесь» — это очевидный кризис образа жизни с перспективами его нарастания, плюс — разворачивающийся кризис экономики.

Что можно ожидать от развития этой ситуации?

Если мы берем за модель в разворачивании системного кризиса кризис 2011 года, который проходил примерно по этой же схеме, то от начала кризисных явлений в экономике до острого ощущения этого кризиса населением пройдет примерно 3-4 месяца. То есть, где-то через 3-4 месяца страна будет находиться если не на пике, то в очень высокой точке разворачивания кризиса экономики.

Рис. 2.3

И этот кризис экономики будет переполнять требованиями систему государственного управления, т.е. все больше и больше запросов будет поступать на принятие более решительных мер, чтобы справляться с последствиями эпидемии в Беларуси и с последствиями экономического кризиса, который будет остро ощущать беларусское население. То есть, 3-4 месяца — это время, когда мы будем видеть растущие запросы на действие властей, и мы будем как раз сталкиваться с действиями государственного управления, государственной вертикали, и, скорее всего, мы будем иметь примерно ту же ситуацию, которую мы наблюдаем в случае противодействия COVID-19, что беларусская система государственного управления начнет входить в ситуацию паралича, когда необходимые решения будут требовать непопулярных мер, «главная голова» не будет склонна поддерживать их, решения не будут приниматься и кризис государственного управления начнет расти.

Рис. 2.4

Рост кризиса государственного управления вызовет неизбежно вопросы по отношению к беларусскому политическому лидерству — т.е. раз эти люди не могут справиться с этой очень сложной ситуацией, тогда зачем они нам? Тогда общество начнет искать какие-то альтернативные группы, каких-то альтернативных лидеров.

Когда это начнется, сложно сказать, но предположи, что это еще — плюс 2-3 месяца. То есть, где-то через полгода, примерно к августу-сентябрю 2020 года, Беларусь может столкнуться с начинающимся кризисом власти.

Рис. 2.5

И здесь, как я уже сказал, шансы на развитие кризиса власти появятся только в том случае, если к этому времени в беларусском обществе, в публичном пространстве вызреет некая понятная политическая альтернатива этому режиму, и эта альтернатива будет достаточно респектабельной. То есть, это не должны быть маргиналы. Поэтому, к сожалению, все сегодняшние лидеры из числа беларусской оппозиции вряд ли подходят на первые роли. То есть, они, конечно, могут присутствовать в пуле лидеров, представляющих некую новую альтернативу, но только вместе с какими-то более респектабельными людьми. Респектабельными — здесь означает, что эти люди должны иметь какую-то известность и влиятельность, хотя бы в своих профессиональных сообществах. Это могут быть известные врачи, юристы, деятели культуры и что-то этом роде. В эту группу, конечно же, могут включаться и беларусские общественно-политические лидеры, но она должна быть публично предъявленной и респектабельной. Это должны быть персональные какие-то люди, не какие-то абстрактные ответы в виде «оппозиция» или «правоцентристская коалиция», или участники абстрактных «праймериз», это должны быть вполне ясные люди. И эти люди должны представлять некую программу, план по выходу из текущей кризисной ситуации, какие-то решения, связанные с тем, что делать в ситуации кризиса экономики в Беларуси.

Но также эти люди должны выступать с некой программой трансформации, преобразования страны в долгосрочной перспективе, давая ясный ответ в условиях начинающегося кризиса идеологии. Потому что если люди будут видеть углубляющийся кризис власти, то они начнут задавать себе вопрос: если эта существующая сегодня модель неэффективна, если она бесперспективна, то в каком же направлении дальше развиваться стране, как строить новую экономику, как строить новое политическое управление с новой социальной организацией в Беларуси?

Поэтому, в качестве короткого вывода этой лекции, могу сказать, что если вы думаете о том, чтобы переходить к каким-то активным публичным политическим действиям, то сейчас самое время делать это, начинать искать существующие или самим формировать команды, которые будут претендовать на то, чтобы выступить альтернативой действующей власти. Если вы думаете сегодня инвестировать в политику, задумываясь о том, как будет жить и развиваться ваш бизнес завтра, то сейчас самое время искать такие команды, которые претендуют на альтернативное политическое лидерство, помогать им в этой ситуации.

Ну и, наверное, нужно также понимать, что кризис власти может совпасть с электоральной ситуацией в Беларуси, с «выборами» президента, и, конечно же, существующая власть постарается изобразить разрешение кризиса власти в виде «выборов». Но мы же понимаем, что в Беларуси нет никакой конкуренции на «выборах». И даже если некие альтернативные группы по наивности своей, например, пойдут участвовать в этих «выборах», то — на самом деле, через «выборы» ничего не разрешится, не произойдет смены одних элит на другие, что может ожидать беларусское население. Манипулирование и фальсификации на беларусских «выборах» делают ситуацию такой, что «победитель» заранее известен. Кризис власти не может быть разрешен на этих «выборах». Поэтому ситуация выборов есть, но она не дает нам возможности разрешения кризиса власти. Соответственно, любые альтернативные группы, которые могут возникнуть, могут претендовать на новое лидерство, должны очень ясно понимать себе ситуацию, что простое участие в «выборах» не дает им возможности реализовать свою политическую программу сегодня.

О лекторе:

Андрей Егоров — политолог и методолог, старший аналитик Центра европейской трансформации. Генеральный директор Международной НПО «ЕвроБеларусь», председатель Координационного комитета Беларусской национальной платформы ФГО ВП. Один из инициаторов и спикеров общественной кампании «Свежий ветер».


Другие публикации