Размова шаснаццатая — пра тое, як адказваюць тэалогія, навука і філасофія на кантаўскія пытанні: «Што я магу ведаць?», «Што мушу рабіць?» і «На што магу спадзявацца?»
Один из возможных ответов на вопрос о формах правления
Материал дискуссии о формах правления между вашим покорным слугой и директором Центра европейской трансформации, политологом Андреем Егоровым был опубликован в газете «Беларусы и рынок».
Хотелось бы начать с того, что некоторые позиции автора в этой полемике были неточно представлены редакцией уважаемого издания. Например, на мой взгляд, неверно определять нынешнюю форму правления, сложившуюся в Беларуси, как президентскую республику.
Начиная с 1996 года, в нашей стране сформировалась суперпрезидентская республика, похожая на аналогичные образования в странах Центральной Азии. По форме она выступала как президентско-парламентская республика, но в официальной политологии продолжает совершенно ошибочно именоваться президентской республикой.
В Республике Беларусь в настоящее время ее не может быть по определению, хотя бы потому, что подобная форма правления предполагает четкое соблюдение принципа разделения властей, а не сосредоточение всех властных полномочий в президентском «стволе».
Учитывая вышесказанное, вопрос о формах правления в Беларуси перезрел. Суперпрезидентская республика должна быть демонтирована самым решительным образом, а вопрос, чем ее заменить, наверное, станет одним из самых актуальных в повестке дня будущего учредительного собрания.
Для того чтобы сформулировать оптимальный ответ для современной Беларуси силами экспертного сообщества, вполне подходит такой формат, как «Европейский диалог по модернизации». Ведь задача диалога состоит не в решении некоей абстрактной проблемы, какая форма правления является лучшей вообще. Диалог призван решить эту задачу для современной Беларуси, оказавшейся самым отсталым в политическом плане государством Европы.
Мне кажется некорректным упрек г-на Егорова в том, что «существуют стабильные демократии с парламентской формой правления, существуют стабильные демократии с президентской формой правления (непонятно, куда подевалась президентско-парламентская или гибридная форма в этих рассуждениях. — Прим. авт.). Поэтому вопрос, какая модель лучше, нельзя решить абстрактно-теоретически. Этот вопрос должен решаться в ходе неких конституционных дебатов, в учредительном собрании, которое обязано этот вопрос решить».
Но ведь никто не собирается этого делать, насколько я знаю. Это было бы школярством и начетничеством. Тем самым директор Центра европейской трансформации сознательно исказил позицию оппонентов, выставив их эдакими дурачками.
Стремясь подкрепить свою аргументацию, г-н Егоров пустился в опасное плавание по историческим дебрям, в которых, похоже, не разбирается. «Как вы думаете, сколько лет дебатам про форму устройства, президентскую или парламентскую республику? Они начались еще в Римской империи».
Это одно из тех псевдооткрытий, которые навсегда украсят фасад беларусской независимой политической мысли. Дебаты же о формах государственного правления (не сторонников парламентаризма и президентской формы правления) начались гораздо раньше, чем думает г-н Егоров. Они стартовали в древнем Афинском полисе с дискуссии между Платоном и Аристотелем и вылились в классическую классификацию правильных и неправильных форм правления.
Римские республиканцы (Полибий) заимствовали этот подход в своей классификации переходов государств от монархического устройства к тирании, аристократических форм правления — к олигархии, а тех устройств, которые назывались политиями, — к демократии. В Римской республике и империи не могло быть дебатов между приверженцами парламентских и президентских республик на том основании, что античный мир так и не родил представительного правления.
Следующий тезис г-на Егорова снова отсылает нас в дебри абстрактных рассуждений, приверженность к которым он осудил у оппонентов: «Внимание нужно обращать не на то, что нам построить, а на то, как нам построить. Нам нужно построить демократическую форму правления таким образом, чтобы не произошел откат обратно, и поэтому на способах того, как это реализовать, нужно сконцентрировать сегодня основное внимание... Первостепенный вопрос — как организовать управление в переходный период, и это более серьезный вопрос, чем выбор между парламентской и президентской формами правления. Один из возможных вариантов — это как раз какая-то форма постоянно действующего учредительного собрания».
На мой взгляд, и «что», и «как» одинаково важны. Это две стороны одной медали. Как организовать управление в государстве, если мы не знаем, что представляют собой высшие органы власти в нем? Какими полномочиями они обладают, что представляют собой сдержки и противовесы в руках каждого из таких органов? Чем является судебная власть в стране и располагает ли она правом пересмотра законов парламента и актов высших исполнительных структур?
Предложение г-на Егорова о создании постоянно действующего учредительного собрания невольно вызвало у меня ассоциацию с постоянно действующим семинаром руководящих работников РБ по идеологическим вопросам, а также с Всебеларусским народным собранием. Если их скрестить, то тогда, наверное, получится та идеальная форма правления для Беларуси, здесь и сейчас, которую ищет мой уважаемый оппонент.
Наконец, г-н Егоров считает, что следует опираться на изучение опыта «восточноевропейских стран», но ни в коем случае не стран Балтии, которые «вернулись к предыдущим формам правления», существовавшим до советской оккупации. Почему это следует сделать, уважаемый оппонент не говорит. К восточноевропейским государствам по непонятным причинам он отнес страны Центральной Европы, такие как Чехия, Словакия, Венгрия, Польша.
Следует сделать одно важное замечание. На современное состояние политических устройств всех выделенных г-ном Егоровым стран огромное влияние оказал досоциалистический исторический опыт, так что, по большому счету, нет разницы между ними и странами Балтии.
Второе замечание состоит в том, что три первых государства являются парламентскими республиками, а Польша — гибридной парламентско-президентской системой правления, в которой полномочия премьер-министра превосходят полномочия президента, избираемого населением.
Если не дискриминировать страны Балтии, где Эстония и Латвия являются классическими парламентскими республиками, а Литва — парламентско-президентской, то получится, что даже в выделенных уважаемым директором Центра европейской трансформации случаях преобладают те, которые его оппонент считает необходимым адаптировать к беларусским реалиям.
По моему мнению, крайне важная реформа формы правления в Беларуси должна носить комплексный характер и включать в себя еще два важных элемента: реформу избирательного законодательства и реформу местного самоуправления.
Для того чтобы гарантировать необратимость демократического вектора трансформации беларусской политической системы, необходимо обеспечить стабильность новых политических институтов, которым придется принимать часто непопулярные меры, чтобы вытащить страну из трясины популизма, в которой она погрязла при Лукашенко.
Поэтому опыт еще одной страны крайне важен для творческого применения в беларусских условиях. Речь идет о послевоенной Федеративной Республике Германия. По Конституции 1949 г., ФРГ — это парламентская республика с системой разделения властей, вмонтированной в парламентскую демократию.
При этом позиции федерального канцлера (так там называется глава правительства) являются очень существенными. Однако у него нет произвольного права роспуска парламента и назначения досрочных выборов.
В Федеративной Республике Германия действует и так называемый конструктивный вотум недоверия. Чтобы устранить канцлера, депутаты бундестага (немецкого парламента) должны вначале договориться между собой о кандидатуре его преемника. Все это содействовало стабильности исполнительной власти, малому количеству политических кризисов в послевоенной истории страны и ее быстрой демократизации.
В Германии работает очень эффективная гибридная избирательная система: половина депутатов бундестага избирается по партийным спискам с 5-процентным барьером, вторая половина — по мажоритарной системе простого большинства.
Ее адаптация к беларусским условиям способствовала бы созданию и укреплению сильных политических партий, но препятствовала бы опасной политической фрагментации парламента. Последняя угроза неизбежна при применении чисто пропорциональной системы проведения выборов...
Таким образом, если бы беларусская политическая элита в 1996 г. применила не российский вариант государственного устройства, позаимствованный Борисом Ельциным и его окружением во Франции времен пятой республики, а немецкую послевоенную модель, то были бы созданы гораздо более прочные барьеры против быстрого авторитарного вырождения политической системы, возникла бы стабильная и эффективная демократия.
Но время еще есть, чтобы все поправить. Оно сохраняется у нас до тех пор, пока Республика Беларусь остается независимым государством.
Другие публикации
-
Политтехнологии третьего поколения. Вебинар Владимира Мацкевича #4 (Видео)
1 июня беларусский философ и методолог Владимир Мацкевич провел четвертый вебинар по теме: «Что нужно знать про политику в Беларуси, России и Украине, чтобы не дать себя обмануть».
-
Политтехнологии третьего поколения. Вебинар Владимира Мацкевича #3 (Видео)
28 мая беларусский философ и методолог Владимир Мацкевич провел третий вебинар по теме: «Что нужно знать про политику в Беларуси, России и Украине, чтобы не дать себя обмануть».
-
Политтехнологии третьего поколения. Вебинар Владимира Мацкевича #2 (Видео)
25 мая беларусский философ и методолог Владимир Мацкевич провел второй вебинар по теме: «Что нужно знать про политику в Беларуси, России и Украине, чтобы не дать себя обмануть».
-
Политтехнологии третьего поколения. Вебинар Владимира Мацкевича #1 (Видео)
21 мая беларусский философ и методолог Владимир Мацкевич провел первый вебинар по теме: «Что нужно знать про политику в Беларуси, России и Украине, чтобы не дать себя обмануть».
Комментарии и дискуссии
Уводзіны ў філасофію Уладзіміра Мацкевіча. Серыя размоў (Аўдыё)
Размова шаснаццатая — пра тое, як адказваюць тэалогія, навука і філасофія на кантаўскія пытанні: «Што я магу ведаць?», «Што мушу рабіць?» і «На што магу спадзявацца?»