Весна — период традиционной уличной активности оппозиции. Впереди — День Воли и «Чернобыльский шлях». Не особо мешают власти проводить сейчас акции и по иным поводам. Впрочем, эффективность подобных мероприятий можно поставить под сомнение.

На вопросы корреспондента «БелГазеты» Сергея Крымова отвечает философ и методолог Владимир Мацкевич, которого милиция решила записать в число участников акций протеста.

— Примерно полгода назад часть оппозиции поставила цель расширить пространство свободы через проведение уличных акций. С одной стороны, судя по количеству акций, им это удалось. С другой — им скорее просто разрешили это сделать. Что здесь первично?

— Никакого возрастания уличной активности я не вижу. Про такую задачу я слышал, но она далеко не новая. В последние годы активность несколько поутихла, а в 1990-е — начале 2000-х годов она описывалась колебаниями с возрастанием волн весной и осенью. Затем уличная активность пошла на спад — оппозиция была задавлена и разгромлена. Сезонная закономерность отошла, и активность приурочивалась к выборам, в первую очередь президентским. С того времени по парадигме, заданной киевским Майданом в 2004 году, в Беларуси каждые президентские выборы сопровождались попытками создать свой Майдан.

После событий 2010 года стало понятно, что организовать Майдан оппозиция не в состоянии. Испуг или страх Майдана-2013 в Киеве сейчас висит дамокловым мечом над всей беларусской оппозицией, поэтому попытки стимулирования или организации уличной активности выглядят наивным романтизмом.

Прошлогодние выборы вообще не дали вспышки уличной активности, все усилия лидеров искусственно ее стимулировать были обречены на провал. Сейчас подвернулась протестная активность предпринимателей. Но они сами не выходят на улицы, как их не уговаривай. ИП могут закрыть свои ларьки, но это не массовая протестная активность, они используют стратегию переговоров, урегулирования своей конкретной локальной проблемы.

Сейчас мы наблюдаем небольшие по численности и активности акции. Но даже на них мы видим не массовый выход предпринимателей, а штатных протестующих, которых осталось очень немного. Там все знакомые лица лидеров и штатных митингующих.

— Те же политики говорят, что нужно использовать любую возможность, чтобы выходить на улицу. Вы, как я понимаю, с этим не согласны?

— Конечно, потому что любое средство подчиняется принципу нацеленности на определенный результат. Искусственно простимулированные уличные акции не могут приводить к иному результату, кроме как выплеску активности некоторых людей. Ничего иного они не дают.

Для решения проблем предпринимателей уличные акции сейчас также ничего дать не могут. Более того, в глазах большинства ИП они скорее уводят от решения их проблем. А традиционные оппозиционные цели митингов, как то: демонстрация уличной активности и несогласия — не могут привлекать ни большого количества участников, ни пугать власти.

— Как вы оцениваете новую тактику милиции: не сажать, а штрафовать? Кому это более выгодно: активистам, которым не надо бояться посадки, или властям, которые пополняют бюджет?

— Это элемент торга с ЕС. Беларусский режим попытался освободить из мест заключения всех, кто признан международными правозащитными организациями узниками совести или политзаключенными. Хотя отдельные организации считают, что в Беларуси продолжают находиться политзаключенные, европейское консолидированное мнение состоит в том, что их сейчас в нашей стране нет.

Властям крайне невыгодно в очередной раз получить в глазах ЕС статус страны, где есть политически мотивированные судебные процессы и политзаключенные. Поэтому они, хотя и не могут позволить свободу собраний и волеизъявления людей, все же пытаются сдерживать репрессивные методы.

— Зачем же тогда штрафовать?

— Чтобы не распускались. С точки зрения властей, это попытка контролировать, не ослаблять хватку. Они показывают, что за всем следят.

— Вас записали в участники одной из акций. Вы там действительно даже вблизи не проходили?

— Зачем мне ходить на акции, которые я считаю бессмысленными?

— Может быть, случайно проходили, вас сняли на видеокамеру, вот и решили составить протокол...

— После выборов я был на площади, меня опознали журналисты, мой комментарий попал в СМИ. Когда мне прислали повестку, я послал их подальше на том основании, что ничего не нарушал. Да, я пришел посмотреть на место события, причем оно было там организовано специально — там установили экран, где транслировали пресс-конференцию, посвященную итогам выборов. Почему я как гражданин не могу посмотреть в этот экран? Я намеренно издевался над ними тогда, написал заявление в полушутливом виде. Думаю, они такого не ожидали и не знали, что со мной делать. Теперь этот протокол составлен при моем отсутствии, думаю, за мои прошлые действия.

— На ваш взгляд, кто сейчас более эффективен: уличный боец Николай Статкевич или переговорщики с властью Андрей Дмитриев и Татьяна Короткевич?

— Статкевич не эффективен. Я ему говорил сразу после его выхода из тюрьмы, что пока он обладает авторитетом, пока к нему притянуто внимание, он должен действовать в соответствии с ситуацией, сохранять этот авторитет. Когда он раз за разом собирает немногочисленные группы людей, выступая их организатором и лидером, а иногда и просто находясь там по сопричастности, как на предпринимательских акциях, по лояльности Шумченко [лидер ОО «Перспектива. — «БелГазета»] или еще кого-то, все это не говорит об эффективности. Более того, он растрачивает свой авторитет, да и уже его растратил.

Что до Дмитриева и Короткевич, то они перехватили риторику переговорного процесса, при этом не являясь никакими переговорщиками. Они не представляют оппозицию, разве что ее незначительную часть.

Во время переговоров с оппонентом, который имеет совершенно другие цели и не собирается удовлетворять ваши требования, нужно демонстрировать некую силу. В Украине Янукович пытался вести переговоры с Кличко, Яценюком, Тягнибоком, потому что за ними стоял Майдан. Если за переговорщиками не стоит никакой силы, то их участие в переговорах является чистой показухой, никакой эффективности в ней нет.

Несмотря на всю разницу в целях, способах поведения, политическом статусе сегодня ни Статкевич, ни Дмитриев с Короткевич не эффективны. Это чистая симуляция и с той, и с другой стороны.

— То есть то, чем занимается Статкевич и Дмитриев с Короткевич, вряд ли дает им шансы попасть в парламент?

— В парламент попасть из оппозиции сейчас ни у кого нет шансов. При сложившейся политической системе контроля за электоральными процессами людей в парламент не выбирают, а назначают, даже нанимают.

Если режим посчитает нужным нанять Статкевича, мы получим конфликт — он доказал свою принципиальность, нанять его нельзя. Допустить его туда они согласятся только при одном условии: если он будет прогнозируем и манипулируем. То же самое касается и Дмитриева. Если они убедятся, что он вменяемый человек и будет делать в парламенте то, что предписано режимом, то его и Короткевич можно пропустить в парламент.

— Но, вроде бы, Дмитриев и Короткевич как раз таки и пытаются продемонстрировать свою вменяемость.

— Да, чтобы их наняли исполнять функции депутатов.

— Не верят им власти?

— Этого я не знаю. Более того, в принципе, они могут им вполне верить, т.к. Дмитриев и Короткевич дали понять, что готовы играть по правилам, навязанным режимом. В этом смысле, они не представляют для режима опасности.

Но режиму очень важно торговаться с ЕС. Поэтому им не просто нужно ввести Дмитриева и Короткевич в парламент, но и с сохранением видимости их оппозиционности.

Если Дмитриев и Короткевич станут такими же, как и остальные депутаты, просто исполняющие свои обязанности, это не даст режиму бонусов и преимуществ перед Европой. Для того чтобы они сохранили признаки оппозиционности, они должны быть признаны в оппозиции.

Как можно быть признанными в оппозиции? Например, возглавив какую-то традиционную политическую партию или имея за плечами опыт организации протестов. Подписи под какими-то требованиями проведения «Народного референдума» не являются признаком оппозиционности.