Восточному партнерству 10 лет, и все эти годы Беларусь является участником европейской инициативы.

Об успехах и провалах страны в Восточном партнерстве, об отношениях Минска и ЕС «БелГазета» побеседовала с директором Центра европейской трансформации Андреем Егоровым.

— Восточное партнерство начиналось как инициатива, предлагающая шести странам — восточным соседям Европейского Союза (Беларуси, Украине, Молдове, Армении, Грузии и Азербайджану) программу сближения с ЕС. Предлагалась комплексная программа помощи по внедрению у себя европейских стандартов по самому широкому спектру: преобразования в экономике, энергетике, образовании, науке, контактах между людьми. ЕС предоставлял набор возможностей, доступных всем странам-участницам.

Беларусь, по сравнению с другими, изначально находилась в более сложных условиях, поскольку не имела двустороннего соглашения с Европейским Союзом и участвовала (и продолжает участвовать) только в многостороннем измерении Восточного партнерства. Но, тем не менее, программа предлагала Беларуси тот же набор возможностей, что и для других стран. Что-то Беларусь использовала, что-то нет. Но, поскольку она не демонстрировала особого желания сотрудничать, многие возможности так и остались закрытыми.

— Почему официальный Минск так прохладно отнесся к Восточному партнерству?

— Инициатива предполагала некоторое приближение к стандартам, к пространству Европейского Союза. Само приближение требовало соответствующих реформ и желания со стороны правительств стран Восточного партнерства. Беларусь не особо стремилась проводить либеральные реформы, поскольку приближение к ЕС не соответствует актуальным устремлениям Минска. Беларусь, скорее, ориентируется на восток и авторитарные формы правления, на регулируемую (с большой долей государства) экономику, поэтому предлагаемый европейский образец не очень-то интересовал ее руководство. Беларусь изначально пыталась извлечь из Восточного партнерства материальные инфраструктурные выгоды: получить кредит на строительство дорог или миграционных центров, реализовать свои проекты за европейский счет.

«Власти взяли, что хотели»

— Насколько успешным оказалось предложенное Минском сотрудничество?

— В целом, беларусские власти извлекли из Восточного партнерства то, что хотели. По крайней мере, на официальном уровне они заявляют, что удовлетворены программой. Это значит, что для Минска оказались полезными предложения ЕС, и он сумел использовать достаточно много возможностей. Формула отношений Минска что с Западом, что с Востоком примерно одинакова: давайте деньги и не требуйте от нас ничего.

— Какое положение сегодня занимает Беларусь в Восточном партнерстве по сравнению с другими странами-участниками?

— В рамках Форума гражданского общества Восточного партнерства регулярно высчитывается индекс, который оценивает успешность стран-участников в рамках Восточного партнерства. Беларусь традиционно занимает последнее место либо конкурирует за него с Азербайджаном. «Лидерство наоборот» связано с проблемами демократии, нарушениями прав человека в Беларуси.

— Геополитическая ситуация вокруг Беларуси и обострение отношений с Россией не заставят официальный Минск пересмотреть свое отношение к Восточному партнерству?

— Не заставят. Изначально Восточное партнерство имело политическую интенцию в своей основе, поскольку проект возник как реакция на российскую интервенцию в Грузию в 2008 году. Это был ответный шаг Евросоюза по усилению своего влияния в странах региона, и сама инициатива в перспективе предполагала усиление независимости, толчок к проведению реформ, к построению более устойчивых институтов в странах Восточного партнерства. Но со временем, особенно после обострения геополитического кризиса в 2014 году, Восточное партнерство все больше и больше рутинизировалось, бюрократизировалось, отходило от первоначальных целей и переходило к вещам, связанным с локальной экономической устойчивостью этих стран и вопросам безопасности. Евросоюз переориентировал программу в большей степени на то, чтобы страны Восточного партнерства не создавали ему проблем. Хотя, в общем, изначально Восточное партнерство позиционировало себя вне геополитического контекста, отрицало свою направленность против России. В конце концов, ритуальные приговаривания стали реальностью Восточного партнерства. Сейчас в проекте куда меньше политической логики и геополитического смысла, чем 10 лет назад.

«Нет политической воли»

— Чем можно объяснить отказ Лукашенко лететь в Брюссель на мероприятия, приуроченные к юбилею Восточного партнерства?

— Едет Лукашенко на саммиты Восточного партнерства, не едет — это не самый важный вопрос во взаимоотношениях Минска с Евросоюзом. Почему-то он всегда выходит на первое место, но особого значения не имеет. Беларусский МИД гораздо лучше справляется с реализацией практических задач по участию страны в Восточном партнерстве и во всем комплексе беларусско-европейских отношений, чем это мог делать Лукашенко. Наверное, в некоторых сферах Беларусь хотела бы получить большее, и встречи на уровне президентов — как раз то, на что Беларусь рассчитывает. Речь идет о вхождении в более близкий круг отношений с европейскими лидерами. Но Лукашенко для европейских руководителей не самая приятная персона для общения. А с другой стороны, Беларусь не самый важный вопрос в повестке дня Евросоюза, чтобы уделять особое внимание встречам с ее руководителем. Для Лукашенко это тоже своеобразный знак: если нас не очень хотят видеть, зачем там показываться?

Кроме того, в Минске опасаются реакции России, где любое незначительное событие вроде возможной поездки Лукашенко на Запад раздувается до масштабов вселенской катастрофы: ай-яй-яй, Беларусь уходит. Чтобы лишний раз не дразнить нервных восточных соседей, в Минске и принимают решения не ездить на символические мероприятия.

— Что собой представляют двусторонние отношения Беларуси и Евросоюза сегодня?

— Нынешнее состояние отношений Беларуси и Евросоюза можно охарактеризовать дивным беларусским словом — стабильность. С 2015 года мы видим стабильно неплохие отношения с Евросоюзом, но эта стабильность, как и вся беларусская стабильность, абсолютно бесперспективная: в отношениях совершенно ничего не происходит. Некоторое время динамику этим отношениям задавало введение новых форматов, восстановление контактов на высшем уровне, визиты высокопоставленных чиновников, обмен делегациями на уровне министров. А больше похвастаться нечем: новые форматы диалога созданы, работает Координационная группа ЕС-Беларусь, отдел по правам человека, есть программа технической помощи ЕС, обсуждаются новые приоритеты и возможности, открыты кредитные линии для Беларуси, например, со стороны Европейского инвестиционного банка. Все получилось, вот только особого прогресса в этом нет. Сложилась, скорее, стагнирующая ситуация в отношениях Беларуси и Евросоюза. Можно было бы сделать гораздо больше, но для этого нет достаточной политической воли официального Минска.

«Ситуация очень уязвимая»

— Сейчас Беларусь стремится подписать двусторонний договор. Это действительно очень важный документ, но само движение к договору осложнено тем, что Беларусь не в состоянии справиться с проблемами более простого свойства. Минск так и не может подписать договор об упрощении визового режима и реадмиссии, который очень долго согласовывается. Наблюдается стагнация с подписанием декларации о намерениях — т.н. приоритетов партнерства, которые регулируют будущую перспективу отношений Беларуси и Евросоюза. Если символический договорчик типа приоритетов партнерства мы не можем подписать, как можно говорить о движении навстречу более сложному и глобальному документу в виде договора о партнерстве и кооперации с Европейским Союзом? И так во всем: желание есть, а на практике наблюдаем «стабильность».

— Хваленая беларусская стабильность в обозримой перспективе и будет определять двусторонние отношения?

— Сложно сказать. Отношения Беларуси и Евросоюза не имеют прочной договорной базы и надежной структуры отношений. Хотя в экономической сфере все складывается хорошо, Евросоюз — наш второй торговый партнер, товарооборот растет, присутствуют более или менее спокойные политические отношения. Но ситуация в целом уязвима из-за отсутствия надежных оснований и может очень быстро вернуться к негативной динамике — если Беларусь допустит эксцессы, связанные прежде всего с нарушением демократии и прав человека. Авторитарные режимы чреваты такого рода эксцессами: весной 2017 года во время протестов нетунеядцев в Беларуси были проведены массовые аресты, вызвавшие негативную реакцию Евросоюза. Но в этом случае у сторон хватило мудрости не вернуться к заморозке отношений (ни та, ни другая этого не хотели, да и геополитический контекст не располагал к разрыву), поэтому они пытались закрыть глаза на инциденты или устраниться. Но последствия могли оказаться гораздо серьезнее. Случись более значительные нарушения прав человека — Европейский Союз может отреагировать более жестко, вернувшись к политике частичных санкций и ограничений. Такие эксцессы могут нарушить гармонию устойчивой стабильности.