Владимир Мацкевич: Гражданское общество. Часть 11

15.02.2020
Владимир Мацкевич, философ и методолог

Отступление об оппозиции.

Мой подход (теория, концепция и практика) к гражданскому обществу сильно отличается от того, как к нему подходят современные политологи, социологи и... те, кто влияет, развивает и формирует гражданское общество. Наверное, их можно называть политиками или менеджерами.

Сначала о понятии. Понятие «гражданское общество» используется в разных предметах и дисциплинах, оно (понятие) входит составной частью в различные идеологические системы, в политические теории, в научные и псевдонаучные теории. Но еще до того, как гражданское общество стало возможным наблюдать в реальности, о нем задумались и заговорили философы. Чтоб не закапываться в историкофилософские дебри, приведу маленький отрывок из Википедии:

  • Томас Гоббс, английский философ: «Гражданское общество — это союз индивидуальностей, коллектив, в котором все его члены обретают высшие человеческие качества. Государство превалирует над гражданским обществом».
  • Джон Локк, английский философ: «Гражданское общество — это общество политическое, т.е. общественная сфера, в которой государство имеет свои интересы».
  • Шарль Монтескье, французский философ: «Гражданское общество — это общество вражды людей друг с другом, которое для ее прекращения преобразуется в государство».
  • Томас Пейн, американский просветитель: «Гражданское общество — благо, а государство — неизбежное зло. Чем совершеннее гражданское общество, тем менее оно нуждается в регулировании со стороны государства».
  • Георг Гегель, немецкий философ: «Гражданское общество — сфера реализации особенно частных целей и интересов отдельной личности. Подлинной свободы в гражданском обществе нет, т.к. в нем постоянно присутствует противоречие между частными интересами и властью, носящее всеобщий характер».
  • Карл Маркс и Фридрих Энгельс, немецкие экономисты и социологи: «Гражданское общество — сфера материальной, экономической жизни и деятельности людей. Именно оно является первичным по отношению к государству, гражданская жизнь как сумма разнообразных интересов скрепляет государство».

Это далеко не все и не глубоко. Но вот что в этих высказываниях важно!

В философии гражданское общество выставляется как альтернатива государству. То есть, не вдаваясь в содержание понятия «гражданское общество», не раскрывая его сущности, философия первично использует «гражданское общество» как категорию.

Оперирование категориями, в отличие от оперирования понятиями, начинается с апофатических полаганий. То есть, сначала утверждается не о том, чем является гражданское общество (катафатический подход), а о том, чем оно не является. Гражданское общество — это не государство, а государство — не гражданское общество. И это есть категориальная оппозиция «гражданское общество — государство». Категориальная и категорическая оппозиция.

В этой оппозиции можно ставить акцент на одной или другой категории, но их нельзя понять друг без друга.

Философия работает с категориями, и умеет это делать. Науке важнее понятия, а не категории, на основе понятий-концептов наука разрабатывает теории. Теорий гражданского общества существует уже огромное множество и большая часть из них пуста, схоластична и тавтологична. Они не интересны ни с философской, ни с практической позиций. Практика нуждается в концепциях — в развернутых для применения и использования концептах-понятиях. Чтобы что-то сделать, нужно иметь об этом понятие. Практика и деятельность «без понятия» есть халтура и симуляция. Использовать же многословную тавтологию не практично. Так, непрактичны и все попытки создания гражданского общества в посттоталитарных странах и способы управления им. Хотя на эту симуляцию выделяются огромные средства и в этом бесплодном процессе заняты тысячи, десятки тысяч людей. А уже вокруг этой симуляции накручиваются разного рода псевдонаучные теории и исследования.

Я не вижу возможности прекратить и эту симуляцию и всю псевдонаучную суету, в это втянуты правительства, международные структуры, частные и государственные фонды, огромное множество НГО по всему миру. Но свою практику могу строить на рациональных основаниях, основах.

А в основе лежит именно эта рациональная категориальная оппозиция: гражданское общество — государство.

И в работе с этой оппозицией возможны два противоположных подхода: один — со стороны государства, другой — со стороны гражданского общества.

Я взял из Википедии шесть философских суждений. Причем очень древних, по нашим временам. Основные исследования и концептуальные разработки гражданского общества начались уже после Маркса с Энгельсом. Но мне сейчас они не так важны.

Важно следующее. Томас Пейн жил и действовал как раз в ту эпоху, когда гражданское общество впервые набрало силу и заявило о себе. Он был идеологом и участником американской и французской революций. Не будучи глубоким мыслителем, он был очень категоричен и точен в назывании вещей своими именами. Это он назвал XVIII век «Веком разума» и вдохновлял американцев на революцию памфлетом «Здравый смысл», написал один из первых трактатов на тему «Права человека». Так и в нашей теме Пейн был предельно категоричен и точен:

«Гражданское общество — благо, государство — зло».

Пусть неизбежное, но зло. Именно так и нужно работать с категориальными оппозициями, с любыми: «небо — земля», «свет — тьма», «свобода — власть (т.е. господство и подчинение)» и т.д.

Зафиксировав категориальную оппозицию категорически (+/–), можно разбирать и анализировать сложные содержательные отношения между категориями. В этом смысле, интересны высказывания философов, живших до Пейна и после него.

Гоббс, Локк и Монтескье не были столь категоричны. Они исходили из противоречий индивидуальных интересов людей в обществе и рассматривали государство как способ разрешения или примирения этих противоречий. Эти мыслители еще не различали понятия «общество» и «гражданское общество» и использовали их как синонимы. Но все они утверждали первичность общества (гражданского — с оговорками на историческую практику, никто из этих мыслителей не видел гражданского общества) перед государством.

Иное дело Гегель и Маркс, которые жили в эпоху, когда гражданское общество набирало силу и реально влияло на государство. Именно гражданское общество учредило государство в американских колониях английского короля, а гражданское общество Франции свергло монархию и учредило первую современную республику на европейском континенте.

Ни Гегелю, ни Марксу не нравилось государство, учреждаемое гражданским обществом. И Гегель совершает инверсию категориальной оппозиции. Он отрицает свободу в гражданском обществе. Что это означает?

С одной стороны, Гегель продолжает версию Гоббса об обществе без государства как о «войне всех против всех» или, по Монтескье, «общество вражды людей друг с другом». А с другой стороны, он придерживается противоположного им взгляда. Если Гоббс и потом французские просветители рассматривали «вражду людей друг с другом» и «войну всех против всех» как обратную сторону свободы, то Гегель заявляет, что гражданское общество вовсе не свобода, а наоборот. Свободу же он декларирует в государстве.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель не менее категоричен, чем Томас Пейн, в своем этатизме он отходит от своей же диалектики.

Зато диалектичны Карл Маркс и Фридрих Энгельс. И вовсе не категоричны. Им не нравится ни государство, ни гражданское общество, которое они предпочитают называть буржуазным и филистерским.

В этом отношении Маркс и Энгельс стоят в точке бифуркации разворачивания всей дальнейшей философии, общественной и политической мысли про оппозицию «гражданское общество — государство». Политическая мысль и общественно политические движения со второй половины XIX века распределились между двумя полюсами:

«Анархизм — этатизм».

Анархизм — не совсем точное название для этого полюса. На этом же полюсе можно расположить и домарксовский коммунизм, который марксисты называют утопическим. Там же находятся самые разные антигосударственнические учения и движения. Это и анабаптисты Томаса Мюнцера, и фаланстеры Роберта Оуэна, и многое другое. Радикальное отрицание государства в политической практике встречается на так часто, но в литературе этот подход разработан очень подробно.

Другой полюс — государственники, или этатисты. Самым высшим теоретическим достижением этатизма является гегелевское учение о государстве. Любители теорий попроще ищут основания этатизма в «Государе» Никколо Макиавелли или в «Государстве» Платона. Но на практике этатизм сильнее всего развит на Востоке, где никогда не было гражданского общества.

Все современные идеологии, политические течения и реальная политическая практика располагаются между этими двумя крайностями, далеко от каждого из полюсов. Крайний анархизм, как и крайний этатизм, остаются только в теориях.

От коммунизма (утопического) довольно быстро отошли марксисты и социал-демократы, и коммунисты-большевики. Для реализации их утопий им нужна власть и сила, а государство оказалось очень полезным инструментом. Постепенно они стали любить власть больше, чем исходные утопии и идеалы.

На этом я остановлю рассуждение о философском смысле самой категории «оппозиция», поскольку не меньше философии меня интересует политическая практика, а эта практика тоже не может обойтись без категории «оппозиция». И дальше речь пойдет не о категориальной оппозиции, но о политической.

Политическая оппозиция — это нечто внутри государства. Это не гражданское общество, которое категорически является оппозицией государства.

Весь этот текст посвящен разбору понятия «гражданское общество». Второй части категориальной оппозиции «государство» в нем уделяется гораздо меньше внимания. Хотя я уже отмечал различие оппозиционного дискурса в России и Беларуси. В Беларуси говорят о гражданском обществе. Я вот точно говорю и работаю с гражданским обществом. Оппозиционный дискурс в России абсолютно этатистский, государственнический. Официальный дискурс в Беларуси такой же. Но и дискурс политической оппозиции тоже такой же и иным быть не может. В этом смысле, что власть в государстве, что политическая оппозиция не могут быть иными. И те, и другие находятся в оппозиции к гражданскому обществу.

И гражданское общество находится в оппозиции ко всему государству, и к той его части, которая имеет власть, и к той, которая находится в оппозиции к власти.

Со времен Томаса Пейна, с середины XVIII века, ведется отсчет современности — эпоха модерна с завершающим ее постмодерном.

Все государства эпохи модерна учреждены именем народа. Чтобы понять дальнейшее разворачивание содержания, необходимо вернуться к предыдущим фрагментам этого текста, где идет речь о понятиях «народ», «нация», «гражданское общество», а также о суверене и суверенитете.

Современные государства учреждаются гражданским обществом от имени всего народа. То есть, все общество, весь народ не входит в объем понятия «гражданское общество». Гражданское общество — это форма проявления субъектности народа и нации. Свой суверенитет, свою волю народ реализует посредством гражданского общества.

Все философы, от Гоббса до самых современных, сходятся в том, что гражданское общество — это пространство свободы, а свобода проявляется в борьбе мнений, подходов, в различии интересов.

То есть, в гражданском обществе нет «войны всех против всех», как это было до цивилизации (от слова civitas — город, а уже потом civis — гражданин), но есть борьба мнений, позиций, оценок, полнейшая диалектика. Оппозиция в самом гражданском обществе — его неотъемлемое свойство.

Своя оппозиция может быть и в государстве. Но может быть, а может и не быть.

Если для гражданского общества оппозиция внутри него составляет его сущность, то государство в некоторых ситуациях может обходится без оппозиции внутри себя.

Эти ситуации, когда возникает необходимость устранить оппозицию в государстве, пытались зафиксировать еще в римском праве и в обычаях разных народов. Так, римляне вводили диктатуру на время большой войны. Диктатор назначался сенатом, ему передавались военные и хозяйственные полномочия и на время его полномочий все политические споры и разногласия прекращались. Режим чрезвычайного положения и ограничения политических свобод предусмотрен и в праве некоторых современных государств.

То есть, политическая оппозиция не составляет сущности государства. В СССР оппозиции не было, и это не совсем то же самое, что «у нас секса нет», секс в СССР был, а оппозиции не было. Правда, по мере построения социализма Сталиным, декларировалось обострение классовой борьбы. Для демонстрации этого обострения приходилось придумывать и изображать оппозицию и право-левый уклонизм. Была придумана оппозиция в «деле промпартии», потом в «деле космополитов», что-то еще, и «примкнувший к ним Шипилов».

Какое все это имеет отношение к реалиям современной Беларуси?

Прямое. Республика Беларусь — государство, в котором нет оппозиции. Нет ее в парламенте. Нет и самого парламента. Может ли быть парламентская оппозиция в несуществующем парламенте — интересный схоластический вопрос, не имеющий реального смысла. В несуществующем парламенте даже парламентских фракций быть не может.

А какой смысл в существовании политических партий, у которых нет никакой возможности быть представленными в парламенте? Этот вопрос не кажется таким схоластическим только потому, что есть некие юридические лица в стране, которые имеют статус «политическая партия». Юридически они есть, а реально их нет.

В устройство современных государств заложен принцип разделения властей. В категориальном и концептуальном смысле, это принцип оппозиции внутри государства: исполнительная власть находится в оппозиции к законодательной, а судебная — в оппозиции к ним обоим. Но чтобы так было, эти три ветви власти должны быть независимы друг от друга и порождаться гражданским обществом. То есть, избираться им, причем в разное время и по разным принципам.

В Беларуси политической оппозиции нет с 2006 года.

Мне приходилось писать об этом, разбирая и анализируя поражение Милинкевича на тех выборах, разгон Плошчы в марте и последующие изменения в структурах государства и общества.

С 1995-го по 2001-й годы политическая оппозиция уничтожалась разными средствами. Сначала были ликвидированы финансовые и материальные источники ее существования и функционирования, зачищен и взят под контроль весь независимый от государства крупный и средний бизнес.

Затем проведена серия физического устранения лидеров оппозиции.

С 2001-го по 2006-й годы оппозиция существовала номинально. До 2004 года она была даже представлена фракцией из трех депутатов (и примкнувшей к ним Абрамовой) в несуществующем парламенте. А в 2006 году произошел полный разгром политической оппозиции.

Но в оппозиции к государству было и оставалось гражданское общество.

Вся история современной Беларуси последних 14 лет — это совместная борьба государства и всех без исключения политический партий с гражданским обществом. Партии, называющие себя оппозиционными, декларировали, что они борются не с гражданским обществом, а только с политизацией гражданского общества, однако это басня про хрен и редьку и про то, что чего слаще.

Но это отдельная история и рассказ об этом требует отдельного отступления в тексте.

Читайте также:

Текст впервые был опубликован в блоге Владимира Мацкевича в Фейсбуке:


Другие публикации