Мы чувствуем явный кризис демократии, права человека в Беларуси находятся в блокаде. При этом европейско-беларусские отношения сегодня окутаны сплошной мифологией.

Такое мнение высказал директор Центра европейской трансформации Андрей Егоров на IV Беларусском правозащитном форуме, который прошел 20-21 октября в Вильнюсе.

Авторитарный реванш

Сегодня права человека находятся в блокаде. Сам концепт (правозащитная деятельность, права человека) во многих странах атакован сразу по нескольким фронтам — это обстоятельство крайне важно для понимания ситуации с правами человека в Беларуси.

Мы чувствуем явный кризис демократии: третья волна демократии, начавшаяся в 1989 году, схлынула, мы вновь столкнулись с авторитарным реваншем. И Беларусь приобрела сомнительную славу страны, которая возобновила тренд: беларусские практики подавления гражданского общества, прав человека, финансового контроля сегодня технологически использует Россия и другие страны региона. Мы получили плохую славу изобретателя этих новых технологий, мы имеем то, что можно назвать авторитарным реваншем, как определил этот тренд беларусский философ Владимир Мацкевич.

Второй фактор — возвращение геополитики в политику. Это значит, что сегодня ценностный подход Запада к нашему региону отходит на другой план из-за обострений политических противоречий с Россией. На этом фоне значимость прав человека снижается.

В-третьих, есть кризис западного подхода «продвижения демократии» (democracy promotion) в переходных странах. Поставлено под сомнение, что демократические изменения позволяют решит проблемы стабильности и безопасности, на первый план выходит экономическое, социальное сотрудничество, демократия отходит на второй план. Такой поход попросту размывает понимание того, что политические права являются неотъемлемой частью любых реформ.

В-четвертых, в мире мы наблюдаем борьбу двух типов ответов на глобальные вызовы: ответ открытости миру и ответ закрытости от него. Мы видим, что Германия пытается открыто отвечать на самые важные моровые проблемы, тогда как другой подход демонстрируют США и Польша, которые стремятся закрыться и не реагировать на современные вызовы — начиная миграцией и закачивая глобальным потеплением. Закрытие во многом предполагает отказ от универсальности прав человека и разделение людей на группы с разными правами.

В-пятых, сама концепция прав человека испытывает кризис, состоящий в том, что она перестала обеспечивать общую перспективу развития. Еще 50 лет назад права человека ни в одной стране мира не были реализованы в своей полноте и задавали горизонт будущего развития. С построением государств всеобщего благосостояния, основанных на принципах прав человека, в развитой части мира была достигнута полнота их реализации; в определенном смысле, для прав человека наступил своеобразный «конец истории». Сегодня для дальнейшего развития прав человека требует критическое и рефлексивное отношение к ним, прежде всего со стороны тех, кто стоит базисе ценности всеобщности и универсальности прав человека.

Политика ЕС: стабильность и устойчивость вместо прав человека

Европейский Союз является основным «промоутером» и основным политическим актором, влияющим на ситуацию в Беларуси. С 2011 до 2017 года мы наблюдаем постоянное снижение трансформационных амбиций ЕС.

Романтический период трансформаций и усиления гражданского общества, наступивший после арабских революций 2011 года, скатывается к декларациям безопасности, стабильности и дифференцированному подходу к разным странам. Разочарование Евросоюза связано с тем, что трансформации частично не увенчались успехом, с возвращением геополитики, украинским кризисом и усилением противостояния с Россией. Европейский Союз частично отказывается от роли главного актора трансформаций и перемен, в том числе и от роли основного «промоутера» прав человека, в регионе. И эта тенденция нарастает: в последнем документе Европейского Союза, который определяет дорожную карту развития Восточного партнерства до 2020 года, вообще нет апелляций к правам человека как к основному критерию перемен.

Фрагментарно они упоминаются, но нет никакой политической декларации относительно того, что права человека являются базой, на основе которой строится инициатива «Восточное партнерство». Главные цели Европейского Союза — достижение стабильности и устойчивости.

Это означает, что политика ЕС становится компромиссной, ЕС демонстрирует готовность терпеть нарушение прав человека в таких странах, как Беларусь. И Европейский Союз терпит, что видно по непропорционально мягкой реакции ЕС на весенние события в Беларуси.

Политика Европейского Союза «критического втягивания», которую мы наблюдаем с конца 2010 года, все меньше критическая и все больше — втягивающая.

Мифологизация беларусско-европейских отношений

Европейско-беларусские отношения сегодня окутаны сплошной мифологией. Чиновники и политики Евросоюза заявляют, что политика ЕС была изменена в ответ на изменения в Беларуси: такие как, говорят они, «освобождение политзаключенных и...». Но никакого «и» не было. Изменение политики произошло не вследствие изменения ситуации в Беларуси, а потому что акторы так захотели: политика улучшения отношений с Беларусью началась ДО освобождения политзаключенных и даже ДО украинского кризиса; потепление началось накануне саммита Восточного партнерства 2014 года, когда официальный Минск согласился на переговоры по упрощению визового режима.

Второй миф: «Лукашенко не выполнил ни одного требования Евросоюза, ЕС изменил отношение к официальному Минску только из-за украинского кризиса и нейтральной позиции Беларуси». Совершенно не так. Напряжение в двусторонних отношений, связанное с наличием политзаключенных, заставило беларусскую власть сначала освободить политзаключенных. И международное давление оказалось именно тем инструментом, который позволил перейти к другому уровню сотрудничества с Беларусью. Не мифический нейтралитет Беларуси и не украинский кризис были решающими в улучшении отношений ЕС и Беларуси. Оно началось раньше, до украинского кризиса и до «нейтрально-переговорной» роли Беларуси, оно потребовало выполнения Беларусью условия о выпуске политзаключенных. Украина и геополитика оказали сове влияние, но эти факторы были лишь «одними из...».

Следующий миф: «Беларусь изменила вектор интеграции». Этот миф усиленно эксплуатирует российская сторона, российская пропагандистская машина поет про некий «интеграционный разворот» Беларуси. В реальности никакого разворота нет: уровень отношений Беларуси и Евросоюза как был, так и остался никаким, более низким, чем даже существующий уровень российско-европейских отношений.

Еще один миф: «Беларусь находится в конфликте с Российской Федерацией и потому ей требуется безусловная помощь ЕС, дабы не оказаться поглощенной Россией». Естественно, определенная угроза со стороны России существует. Но нет оснований говорить, что Беларусь находится в серьезном конфликте с Россией, а плохие соседские отношения не дают оснований для безусловной помощи ЕС, как и не дают оснований не реагировать на нарушения прав человека в Беларуси. И этот миф в полную силу эксплуатируется такой площадкой, как «Минский диалог», группами, которые отстаивают «Хельсинки-2». Не соответствует действительности и вся мифология о Беларуси как региональном миротворце и «доноре стабильности»: Беларусь не играет никакой существенной посреднической роли в переговорном процессе по Украине; Беларусь — не миротворец, а место, где по воле случая проходят переговоры.

«Официальный Минск достиг значительного прогресса в отношениях с ЕС» — очередной миф. Все успехи связаны с дипломатическими успехами и, по сути, переговорными достижениями. Например, сегодняшний диалог по правам человека — нормальный процесс, но все это не более чем разговоры... Нет никакого существенного углубления экономического, культурного или политического сотрудничества, развития договорной базы кооперации и т.д.

Очевидно, что усиливается влияние управляемого гражданского общества на политику Евросоюза — и это влияние временами сильнее, чем у реального гражданского общества Беларуси. Мы также видим трансформацию внешней помощи ЕС — эту трансформацию почувствовали на себе все независимые организации, которые все меньше интересуют ЕС, средств выделяется все меньше, и распределяются они, в основном, на сотрудничество с государством, или оперирование с ними требует сотрудничества с государственными органами.

Может ли гражданское сообщество влиять на политику ЕС? В сегодняшнем его состоянии — нет, не может. Но...

Но если мы изменимся, если мы больше внимания уделим межсекторальной кооперации и формированию единой позиции гражданского общества Беларуси по важным вопросам, более тесному сотрудничеству с организациями гражданского общества региона (украинскими, армянскими, грузинскими и т.д.), тогда мы сможем влиять на политику Евросоюза.

Но для этого придется измениться нам самим.

«Беларусский партизан»