При взгляде из нашего постсоветского региона цели российской интервенции в Украину выглядят очевидными, страшными в своей сути, но понятными. Россия, по сути, никогда не отступала от реваншистких установок, мечты о восстановлении империи и ностальгии по СССР. Эти настроения всегда присутствовали во внешней политике и официальном дискурсе российской власти.

В эпоху Ельцина, они были менее выраженными, но в период правления Путина они высказывались прямо и открыто. Мюнхенская речь Путина, крылатые фразы о распаде СССР как величайшей геополитической катастрофе ХХ века, новом величии России намеренно произносились с вызовом и напоказ. Не замечать, игнорировать эту риторику можно было только специально. И Европейский Союз долгое время это делал, продолжая рассматривать Россию как стратегического партнера и союзника. Иллюзия состояла в том, что слабая Россия лишь компенсирует эту слабость агрессивной риторикой, но никогда не будет способна следовать ей в действиях.

Сегодняшняя Россия — это большая, но политически слабая, экономически небогатая и технологически отсталая страна с непомерно раздутыми геополитическими амбициями.

Доказать это несложно. Для этого достаточно проанализировать положение России в ведущих мировых рейтингах, где она часто проигрывает не только развитым странам, но и многим развивающимся. ВВП России на душе населения вдвое меньше, чем странах ЕС, а если учесть неравномерность распределения национального богатства, то это отставание будет еще более очевидны. По рейтингам науки и технологий Россия занимает далеко не первые места, а доля России на мировом рынке высокотехнологичной продукции составляет менее одного процента (0,25% на 2011 год).

Этот трагический дисбаланс приводит к двум эффектам. Во-первых, необходимо постоянно демонстрировать символические успехи в деле возвращения России статуса мировой державы: расширять пространство влияния («Евразийский союз»), демонстрировать военную мощь, спортивные победы. Во-вторых, поведение России становится агрессивным и непредсказуемым.

Актуальная сила России состоит в сравнительной слабости ее геополитического окружения и обеспечения. Постсоветский регион, за исключением стран Балтии, представляет собой набор нестабильных режимов и примеров неудавшихся трансформаций. Это дает России обширное поле игры за счет использования энергетических рычагов давления, прямого и косвенного субсидирования стран-соседей, поддержания тлеющих межнациональных и межгосударственных конфликтов.

Другие геополитические центры, прежде всего ЕС, имеющие влияние в регионе, также не способны конвертировать свое присутствие в доминирующую силу. Европейский Союз ослаблен внутренними экономическими противоречиями и связан сложной системой согласований и принятия решений 28-ю его членами, что делает его внешнюю политику весьма далекой от последовательности и эффективности. Кроме того, ЕС зависим от стабильности поставок российских энергоресурсов, а часть его членов имеют весьма выгодные отношения с Российской Федерацией. Все это делает их пассивными и лояльными к сомнительной российской политике, заставляет закрывать глаза на ее агрессивную риторику и действия и даже блокировать более решительные действия других стран ЕС в отношении Москвы.

Для другого глобального игрока — США — наш регион не представляет значительного интереса, и здесь США уступают лидерство Европейскому Союзу, предпочитая избегать серьезного вмешательства.

Эта аморфность и безынициативность Запада позволила России поверить в возрождение своей силы и статуса мировой державы. А за верой последовали и действия.

Во-первых, Россия стала наращивать собственное присутствие и влияние в странах «ближнего зарубежья», создавая и финансируя пророссийские силы, а также попросту перекупая часть политических элит. Во-вторых, она предприняла интервенцию в Грузию, фактически оккупировала часть территории независимого государства и установила в Абхазии и Южной Осетии подконтрольные ей режимы. Эти действия путинской России остались безнаказанными, и после непродолжительного кризиса ее отношения с ведущими мировыми державами были восстановлены. Путин еще более убедился в том, что экспансии России никто не может угрожать и можно переходить к более решительным действиям.

Восточное партнерство, в определенном смысле, было ответной реакцией Европейского Союза на экспансионистские действия России. Однако инициатива эта основана на принципах использования «мягкой силы» и постепенного вовлечения стран-соседей с процесс сближения с ЕС. При этом Европейский Союз старался нивелировать геополитический и просто политический смыл Восточного партнерства, делая акцент на формальной (договорной) стороне сотрудничества со странами-соседями и формальной адаптации норм и стандартов ЕС в их законодательстве. А вот вопросы внешнего влияния России и внутренняя политическая ситуациях в странах Восточного партнерства оставались без внимания.

Такая стратегия некоторое время приносила свои плоды. Но лишь потому, что Россия не считала Восточное партнерство хоть сколь-нибудь серьезным предложением со стороны Евросоюза: партнерство не предлагало ни больших денег, ни перспектив членства в ЕС. Недооценка Россией привлекательности модели ЕС и его мощи «мягкой силы» для стран-соседей ЕС привела к тому, что она упустила момент символического выхода большинства стран из-под российского влияния.

С инициированием соглашений об углубленной ассоциации ЕС тремя странами (Арменией, Молдовой, Грузией) и подписанием Соглашения об ассоциации с Украиной Саммит Восточного партнерства в ноябре 2013 года в Вильнюсе должен был ознаменовать триумф новой интеграционной стратегии ЕС. Лишь осознание того, что страны региона медленно, но неизбежно разворачиваются в сторону Запада, а Евразийский союз не может конкурировать по привлекательности с ассоциацией ЕС, толкнули Россию на активные действия по блокированию этого процесса. Под давление попали те страны, которые в наибольшей степени экономически и политически зависимы от России: Армения и Украина. «Мягкая сила» ЕС оказалась неспособной противостоять тотальному политическому и экономическому давлению России на страны региона. За отказом от ассоциации Армении и Украины должны были последовать и остальные страны, но Украина здесь остается ключевым моментом.

России легко было добиться остановки процесса в Армении, где ее военное присутствие и политический контроль над элитами особенно велик. Украина оказалась куда более несговорчивой. Если от властвующих коррумпированных пророссийской «Партии регионов», правительства и президента Януковича добиться уступок оказалось делом не сложным, то население Украины крайне негативно восприняло геополитический разворот страны в сторону восточного соседа. Для народа Украины отказ от европейского пути был равносилен отказу от мечты, идеала, надежды на лучшее, всего того, что долгое время одобрялось, в том числе, и самим Януковичем.

Резкий демарш украинского президента и правительства и срыв договоренностей с ЕС вылился в массовые протесты по всей Украине. Но «Евромайдан» очень быстро перешел от требований возврата на путь интеграции с ЕС к прямым политическим требованиям смены политического режима в Украине, бунт против коррупции и авторитарных способов управления. Украинская власть оказалась не способна справиться с революционным протестом и в стране произошла смена элит: пророссийская «Партия регионов» уступила власть прозападным оппозиционным политикам. Для Путина и руководства России это означает потерю политического контроля над Украиной и, следовательно, провал собственных неоимперских амбиций. В этой ситуации Путин начал реализацию запасного плана по дестабилизации ситуации в Украине, уже опробованного в Абхазии и Южной Осетии.

Акцент делается на дестабилизации юго-восточных областей Украины, не поддерживающих новые революционные власти страны. Хаос и нестабильность, по плану Путина, должны заставить украинцев обратиться за помощью в наведении порядка к России, что позволит последней установить внешний контроль над Восточной Украиной. Но здесь ситуация оказывается не такой однозначной и сами украинцы куда в большей степени оказываются консолидированными между собой, опасаясь новых властей меньше, чем российской опеки.

В полной мере сценарий дестабилизации, смены власти в регионе и обращения за «внешней помощью» удается разыграть лишь в Крыму. Россия де-факто начинает военную интервенцию в Крым, используя свой спецназ и силы базирующегося в Крыму Черноморского флота России без знаков принадлежности к российской армии. Параллельно угрожая целостности и стабильности Украины, Путин стремится давить на новые киевские власти, с целью либо вернуть во власть своего ставленника Януковича, либо принудить Верховную Раду Украины назначить пророссийский состав правительства.

Этот сценарий может стать успешным только, если Запад останется пассивным и позволит Путину реализовать его. Но, в отличие от ситуации с Грузией, реакция международного сообщества была более резкой. Угроза исключения России из G8, жесткое дипломатическое давление лидеров государств ЕС и США, отзыв послов, показательная «порка» России в Совбезе ООН, прозрачный намек на возможные санкции и даже военное вмешательство на данном этапе заставили Путина отказаться от прямого введения российских войск в Крым. Но это, по большому счету, лишь символическое отступление и отказ от наиболее жесткого сценария. Российские войска де-факто находятся в Крыму под видом сил «народной самообороны», продолжая контролировать ситуацию, угрожая украинской местной администрации и украинским военным, расквартированным в Крыму. Попытки раскачать ситуацию на востоке Украины также не прекращаются.

Путин не ограничится Украиной. Его планы простираются куда дальше.

Огромными темпами развивается поглощение Армении, где в руководство страны вводятся пророссийские чиновники и разворачивается масштабная программа интеграции Армении в «Евразийский союз». Сделаны шаги по возможному блокированию процесса сближения с ЕС Молдовы, где используется российский контроль над Приднестровьем и сильное влияние в Гагаузии. Установление контроля над Украиной развяжет России руки для новых попыток давления на Грузию и Беларусь.

Многими Беларусь воспринимается как отыгранная карта, страна, которая давно и прочно находится под контролем России. Но это во многом иллюзия. Беларусь, безусловно, находится в поле сильного влияния России, но сохраняет собственную независимость. Эта независимость основана на жестком контроле администрацией Лукашенко государственного аппарата («вертикали власти»), а также на контроле государством основных производственных активов, что в свою очередь дает возможность контроля над трудовой занятостью населения. Периферийная активность свободного от диктата государства общества слаба, разрознена и пока не представляет собой политической силы.

В отличие от Украины, в Беларуси нет независимых элит, олигархических кланов, широкой общественной активности. Сценарий подчинения Беларуси будет другим.

Во-первых, Россия будет стремиться выводить определенные сферы экономики из-под контроля беларусских властей за счет передачи функций регулирования наднациональным органам Евразийского союза.

Во-вторых, Россия будет стремиться разрушить единство и целостность системы государственного администрирования, используя разные подходы: от установления совместного российско-беларусского контроля над армией (общие группировки войск и т.п.) до инфильтрации силовых служб российской агентурой, создания общих органов управления таможней, прямого подкупа элит и т.п.

В-третьих, Россия будет добиваться приватизации в пользу российского капитала значимых беларусских предприятий, а также углубления кредитной и энергетической зависимости Беларуси от России.

Беларусские власти видят и, надеемся, понимают эти угрозы. В то же время, пределы сопротивления Беларуси российской экспансии состоят в возможности маневрирования между ЕС и Россией и пока удачной стратегии обмена символической лояльности путинским инициативам на экономические преференции. Однако если Россия установит свой контроль над Украиной, то Беларусь потеряет статус единственного западного геополитического союзника России. Пространство маневра критически сократится и потенциальные угрозы полной потери суверенитета станут более чем реальными.

«Беларусский журнал»

Об авторе:

Андрей Егоров — директор Центра европейской трансформации, магистр политических наук. Окончил отделение политологии и магистратуру по специальности «Политология» Беларусского государственного университета. В области политических исследований работает с 2001 года. Фокус исследовательских интересов: трансформация постсоветского пространства, гражданское общество, политические трансформации в Беларуси и регионе Восточного партнерства, европейские исследования.