«Мораторий» на использование декрета № 3 кажется поражением действующей власти. Скорее всего, так оно и есть. Но не стоит записывать эту «победу» в актив протестующим «тунеядцам».

Если бы не было кризисной ситуации в экономике, если бы бюджет не был пуст, если бы не угрожало дальнейшее усиление кризиса, то протесты были бы легко подавлены. И наоборот: если бы экономика была на подъеме, Лукашенко никогда бы не стал пересматривать декрет.

Эти два фактора сошлись ­— один без другого не сработал бы.

Что теперь? Надо напомнить, что Лукашенко не признал свою ошибку и не отменил декрет. Сегодня у него есть два выхода из сложившейся ситуации.

Один он озвучил: заставить чиновников «трудоустроить своих любовниц». Это не менее дикий и варварский способ, чтобы исправить положение в экономике, чем введения «налога на тунеядство».

Второй — это повести наконец-то Беларусь за цивилизованным миром, от чего он уже почти 23 года отказывается.

Проблема, с которой столкнулся беларусский режим, не является исключительно уникальной для нас — она актуальна для всего мира. Если бы в 1990-е годы Лукашенко не «запускал» морально устаревшие и неэффективные заводы, а инициировал бы разработку программы санации беларусской промышленности, то можно было бы оставить работающей часть индустриальных предприятий, а высвобождающуюся часть рабочей силы переориентировать на самозанятость, предпринимательство, сферу услуг.

За 20 лет мы могли построить в Беларуси развитую систему услуг — и принимали бы сейчас десятки, а то и сотни тысяч туристов, если не миллионы.

Другую часть высвобождающего активного населения нужно было направить в креативные области индустрии, науки, искусства. И сегодня мы имели бы больше шансов вписаться в наиболее перспективные глобальные отрасли разработок: фармацевтику, генную инженерию, микробиологию, программирование.

Но за два десятка лет этого так и не было сделано. За это время мы «развратили», как минимум, два поколения преподавателей вузов, которые оторваны и от практики, и от мировой науки. Мы имеем такое же «развращенное» студенчество, которое не понимает, зачем оно получает эти дипломы, зачем они учатся, потому что потом практически никто не работает по специальности.

Тем не менее, еще не все потеряно. И даже сегодня можно запускать программу санации беларусской промышленности, еще сегодня можно принять меры по стимулированию перспективных и актуальных областей. Например, беларусская IT-сфера, на которую возлагаются большие надежды, вполне может их оправдать. Но и в этой сфере большой кадровый голод — «чернорабочие» (рядовые программисты) уже мало актуальны, нужны люди, предлагающие креативные идеи, люди, способные находить рынки и области, которые еще не полностью охвачены, не полностью освоены цифровыми технологиями.

А что пока делается в Беларуси? Кадры удерживаются на предприятиях, которые работают неполную рабочую неделю, что фактически означает скрытую безработицу. Удерживаются не только кадры, которые трудно переучить, но и молодежь. Государство занимается утилизацией человеческого ресурса, вместо того, чтобы направлять его на активные перспективные дела.

Таким образом, альтернатива, которая встает перед нынешним режимом, — продолжать политику, которая ведет к деградации страны, застреванию в прошлых экономических формах и отношениях, либо все-таки повести страну за цивилизованным миром, нащупать свою нишу в мире разделения труда и направить в эту нишу все нерастраченные еще человеческие ресурсы.

Наш ответ на глобальную проблему

Декрет № 3 — это попытка решать одну из острейших проблем современной цивилизации совершенно нецивилизованным и диким способом. Проблема сложная и не имеющая пока решения. Формулируется она просто: количество рабочих мест в мире сокращается, и темп этого сокращения будет ускоряться.

Эта тенденция, порожденная ускорением научно-технического развития, действует не одинаково в разных частях мира. В Китае два десятилетия подряд количество рабочих мест увеличивалось пропорционально темпам экономического роста, что, на первый взгляд, противоречит этому утверждению. Но если взглянуть глубже и системно, то становится понятно, что в Китай перемещалось производство из других регионов мира, туда вливались огромные инвестиции, создавались целые отрасли промышленности, и товары китайского производства стали повседневными во всех частях планеты.

Но если мы видим в каждом уголке мира китайские товары, то это означает, что эти же товары перестали производиться где-то в других местах. И дело не в простой конкуренции, в вытеснении дорогих местных товаров дешевыми китайскими, а в переформатировании системы международного разделения труда: Содержать индустриальное производство в Европе и Северной Америке стало обременительно, невыгодно и не нужно.

В странах Африки со временем тоже будет увеличиваться количество рабочих мест как в индустрии, так и в сельском хозяйстве. Это даже просто необходимо стимулировать: во-первых, чтобы сдерживать демографическое напряжение и миграцию из бедной Африки в богатые регионы мира; во-вторых, производить многие виды товаров и выращивать многие виды культурных растений в Африке дешевле и проще. Но обратной стороной такого переформатирование становится безработица в Европе и Америке.

Кроме того, производственные процессы, которые все еще целесообразно держать в Европе и Америке, и даже развивать их, ускоренно автоматизируются. Давняя мечта человечества о роботах, которые возьмут на себя черную и рутинную работу в XXI веке становится реальностью.

А что такое внедрение роботов и автоматики в производственные процессы? Это скачкообразный рост производительности труда! Если роботы и автоматы выполняют работу за многих людей и не претендуют на участие в прибылях, то на оставшихся в производстве людей приходится значительно большая часть произведенной стоимости как в натуральных показателях, так и в виде прибавочной стоимости.

Если раньше стоимость одного автомобиля складывалась из труда сотен людей, то теперь в его производстве участвуют всего несколько человек. Автомобиль стоит почти столько же, как и раньше, а зарплату получают немногие.

Казалось бы, такому положению дел можно только радоваться. Рост производительности труда позволит выпускать больше автомобилей. Если раньше один автомобиль делали сто человек, а теперь только десять, то можно выпустить не один автомобиль, а десять. Но кому нужно столько автомобилей? Их сейчас на планете и так слишком много. Значит, придется уволить 90 рабочих.

Еще 50-60 лет назад увольнение 90% работников промышленных предприятий сразу привело бы к революции.

30-40 лет назад освобождение большого числа работников предприятий требовало очень трудных социальных реформ и коренной перестройки всей экономики страны, как это было в Англии в начале 1980-х при массовом закрытии угольных шахт. Многие англичане до сих пор не могут простить этого Маргарет Тэтчер. Так же как многие американцы не могут простить «рейганомику» президенту Рейгану.

Но экономические реформы Рейгана и Тэтчер были жизненной необходимостью для стремящихся развиваться США и Великобритании. За развитие приходится платить. Кому-то платить, и чем-то платить.

В прошлые века плату за развитие перекладывали на бедных, в конце ХХ века стали учиться распределять плату на все слои общества, если не поровну, то почти как-то так, чтобы не вызывать революций.

Отстаем на пятьсот лет

Рассмотрим историческую аналогию, чтобы понять, чем современный мир и цивилизация отличается от прошлых дремучих веков.

В школьном курсе истории есть тема «Огораживания в Англии в XV-XVIII веках». Огораживания начались задолго до первой научно-промышленной революции. Землевладельцы получили возможность извлекать прибыль от интенсивного овцеводства и стали избавляться от убыточного земледелия. Десятки и сотни тысяч крестьян и арендаторов лишились источника работы и средств к существованию, стали бездомными бродягами.

Тогдашние бродяги (XV-XVIII веков) — прямой аналог современных беларусских тунеядцев (XXI века). Это люди, которым не нашлось места в структуре производственных отношений.

Но почувствуйте разницу!

Как эти люди устраивались в жизни? Очень просто: часть из них стали нищими попрошайками, а другие занялись разбоем и воровством. Кто-то нанимался матросом на торговые или пиратские корабли и занимался разбоем в южных морях, а кто-то оставался в своей стране и накалял криминогенную обстановку.

Как устраиваются в жизни наши тунеядцы, люди, оказавшиеся лишними в структуре производственных отношений? Почти так же — они уходят в теневую экономику. Опять же, почувствуйте разницу! Еще в 1990-е годы прошлого века они уходили в «черный» рынок, а частично — в криминал. Сейчас это уже не так, теневая экономика перестала быть криминальной. Просто она не видна для государства и его фискальных органов. Времена изменились, но суть осталась прежней.

Как поступали эгоистичные власти Англии в те дикие времена, столкнувшись с проблемой бродяжничества, нищенства и криминала? Они приняли суровые законы о бродяжничестве, предусматривавшие виселицу не только за совершенные кражи и мелкие преступления, но даже за сам факт бродяжничества. Потом стали придумывать общественные работы, набирать лишних людей в армию, чтобы обслуживать английские колонии, расползающиеся по планете так, чтобы над империей никогда не заходило солнце.

Как поступают беларусские власти? Они принимают декрет № 3, аналогичный старинным английским законам о бродяжничестве с поправкой на реалии гуманного XXI века. Никто не отправляет тунеядцев на виселицу — их обкладывают налогом на тунеядство.

Правительство Беларуси «эволюционирует» в обратном направлении

Английские власти двигались от отправки бродяг на виселицу к высылке их в Австралию на каторгу и общественные работы, а потом к вербовке в армию, т.е. от жестокости к гуманности. Беларусские власти начинали с того, что оплачивали непроизводительные рабочие места на убыточных заводах, раздували штаты милиции, кредитовали архаичные колхозы — и только когда деньги от неэффективных производств совсем перестали поступать в бюджет, начали давить на «тунеядцев» штрафами и налогами.

Порядок действий и направление эволюции режима другие, но образ мышления современных беларусских властей и средневековых английских, по сути, аналогичен. С поправкой на то, что на их разделяют столетия.

Вместо того, чтобы реагировать на общемировые тенденции и проблемы структурными реформами экономики и укладов жизни в стране, беларусские власти включают репрессивные механизмы в отношении тех, кто оказывается лишним в производственных отношениях, и перераспределяют прибавочную стоимость от успешных, эффективных и прибыльных отраслей в пользу отсталых, неэффективных, убыточных.

Вот бы для Беларуси выделить отдельный глобус, чтобы весь мир жил сам по себе, а мы сами по себе. Тогда (и то вряд ли), может быть, мы бы как-то справились со своими проблемами теми архаичными методами, которые известны нашим властям, которым учат в государственных школах и вузах.

Но мы не просто кружимся вместе со всем человечеством на одном глобусе, мы не можем ни сбавить скорость этого движения, ни ускорить его. И если мы не считаемся с этим, то наши действия (наши — это действия Беларуси как суверенного субъекта) выглядят как попытка бежать в трамвае в сторону, противоположную его движению, с надеждой вернуться на остановку, которую трамвай уже проехал.

А «трамвай» по имени планета Земля движется к новому технологическому укладу с ускорением новой научно-технической революции. С роботами вместо конвейеров, с цифровыми технологии, 3D-печатью, генной инженерией, увеличением продолжительности жизни, тем самым и работоспособности стариков, урожайностью сельскохозяйственных культур, которая не снилась нашим крестьянским предкам, с падением рождаемости и переселением народов с места на место, с планетарным мышлением, освоением ближнего космоса, отмиранием наличных денег... В общем, «наука умеет много гитик».

Поэтому в мире сейчас все развитые страны озабочены проблемой «тунеядцев». Все понимают, что рабочих мест становится все меньше и меньше, что новая волна индустриализации будет разворачиваться в развивающихся странах Азии и Африки, что роботизация и автоматизация даже там не будет создавать достаточно рабочих мест, что химия и биотехнологии освобождают от труда огромные массы сельского населения. Значит, нужно думать и заботиться о том, как обеспечить достойную жизнь для миллионов людей, которым не придется трудиться и в труде которых мир не нуждается.

Все об этом думают — но не так, как беларусские власти. Думают о том, как разнообразить сферу услуг, придумывая все новые и новые услуги, которые люди могут оказывать друг другу. Это образование, которое не нужно на рынке труда, это телесные практики здоровья и украшение тела, это любительское творчество во множестве упрощенных форм искусства (от самодеятельности до акционизма), это и серьезное творчество в искусстве и науке.

Думают о том, как ввести безусловный доход для части населения развитых стран, и о том, как занять высвобождающееся совокупное свободное время.

В науке экономике предстоят большие инновации, возможно, не такие радикальные, как в технике и биологии, но все же. В какой-то момент встанет проблема оценки эффективности экономических систем не по валовым или финансовым показателям, а по тому, сколько совокупного свободного времени производит национальная экономика. Возможно, придется даже ввести показатель ВСВ (валовое свободное время) или ССВ (совокупное свободное время нации), и ВСВ в расчете на душу населения.

Кто-то в любом случае будет работать и производить материальные и духовные ценности. Были, есть и останутся трудоголики, которые будут не только искать, но и сами придумывать себе работу. Но производительность их труда уже сейчас настолько высока, что они могут обеспечивать всем необходимым множество других людей. Поэтому ССВ будет распределяться неравномерно: кому-то — больше, кому-то — меньше.

А вот на какие цели люди, избавленные от необходимости зарабатывать на хлеб насущный, будут тратить свое свободное время — это проблема современной политики, экономики и культуры.

Беларусские власти пытаются привязать людей к старым формам занятости — пусть числятся на заводах, работая один-два дня в неделю. Пусть отрядами метут улицы в счет общественных работ, маршируют в форме самой многочисленной милиции в мире или непосильной для экономики нашей страны армии.

Но это все пустое растрачивание ценного свободного времени людей. Это прожигание ценнейшего ресурса.

Умные правительства ищут способы направить свободное время своих граждан на творчество и инновации, которые могут приносить доход и прибыть.

А наше правительство прожигает имеющийся ресурс свободного времени беларусов, что ведет к бедности и разорению. А когда бедность становится не далекой опасностью, а приходит в каждый дом и в государственную казну, наше правительство пытается пополнить бюджет за счет тех самых «тунеядцев».

Очень глупо. Очень недальновидно. Очень опасно для будущего страны и нации.

«Беларусский журнал»