Иногда я понимаю тех, кто говорит, что на войне хорошо — все ясно: вот — враги, вот — наши, вот — линия фронта, с той стороны — зло, с этой — добро, и третьего не дано.

А когда нет линии фронта, то свои болтаются, где ни попадя, и враги неотличимы от друзей, они могут быть совсем рядом, и друг вдруг оказывается совсем не друг. Когда ясно, где добро, а где зло, ясно и то, что нужно делать: драться или бежать, наступать или отступать.

А что делать, когда совершенно неясно, где добро, а где зло? Невозможно определить, что нужно делать, невозможно предвидеть, что получится в результате. В таких ситуациях люди предпочитают ничего не делать, но очень переживают.

Переживания — противная штука. Ты не можешь решить, что делать, и переживаешь это. Или ты вынужден что-то делать и переживаешь оттого, что не понимаешь, к добру ли твои действия приведут или будет еще хуже. И когда ничего хорошего не получается, ты переживаешь, что все вышло хуже некуда.

Не люблю переживаний. Предпочитаю конкретику: да — да, нет — нет. Но предпочитай, не предпочитай, а внешний мир ставит тебя в ситуацию, и ты либо можешь что-то делать, либо не можешь, и от твоих желаний ничего не зависит. Но переживать никто, никакие внешние силы, помешать не могут. И есть люди, которые живут почти одними переживаниями. А если эти люди еще и могут загрузить своими переживаниями других, то таких людей окружающие считают глубокими натурами, интеллигентными и тонкими людьми. О, как они переживают!

Сегодня, 22 марта, я не знаю, что будет происходить через три дня у Оперного театра, не знаю, сколько там соберется людей. Но вот уже несколько дней я свидетель того, как многие люди переживают эти еще не случившиеся события. У переживаний своя внутренняя структура времени. Одинаково глубоко можно переживать то, что происходит, и то, что еще не случилось. Для переживаний будущие события такие же яркие, как и текущие. И то, что уже случилось, чего уже никак не исправить, тоже вызывает сильнейшие переживания: кто-то страдает от того, что получилось, кто-то «машет кулаками после драки». Впрочем, можно переживать и то, что вообще не случится, то, чего не будет. В общем, не люблю переживаний — пустое это занятие. И совершенно не важно, каков оттенок этих переживаний, светлые это переживания или трагичные.

Так вот, я не знаю, сколько людей соберется у Оперного, но уже знаю, что переживанием этого еще не состоявшегося события заняты сейчас в десятки, если не сотни, раз больше людей, чем тех, кто туда придет.

Переживают те, кто собирается идти, переживают те, кто решил не ходить, даже те, кто никогда не ходил и не пойдет. У нас в стране очень много тонких и интеллигентных людей. Мало деятелей, мало решительных и конкретных, но переживающих очень и очень много.

А, собственно, в чем смысл и содержание этих переживаний? Оставим в стороне тех людей, которые остро переживают несовершенство этого мира всегда, и по поводу, и без повода. В чем смысл переживаний по поводу Дня Воли, 100-летия БНР?

Кто-то переживает за концерт — впервые разрешенный властями способ празднования этой даты.

Кто-то переживает за протест, который запретили.

Кто-то переживает, что власти как бы разрешили празднование, но с фигой в кармане, заявив устами лидера, что нечем гордиться. А что за праздник без гордости?

Кто-то переживает за тех, кого уже арестовали ни за что, ни про что, и они встретят День Воли в неволе.

Кто-то переживает, что оппозиция перессорилась из-за способа празднования.

Кто-то переживает за то, что на празднике не выступит Вольский (для разнообразия — Солодуха), а кто-то, наоборот, за то, что там выступит кто-то, кого он не хотел бы там видеть.

Поводов для переживаний всегда найдется огромное множество. И в результате десятки, даже сотни тысяч переживающих никуда не пойдут. Они устанут от переживаний еще до 25 марта, а ведь потом им еще много дней переживать то, что получилось, или то, что ничего не получилось.

Эх! А ведь я и сам переживаю! Не хочу, но переживаю. Слышу и вижу, как переживают друзья, знакомые, и к собственным переживаниям добавляются переживания за них, за то, что они так глубоко переживают. Содержание переживаний разные, а вот смысл только один: переживаниями подменяются действия и поступки.

Переживаниями наполнено время до задуманного поступка, переживать придется долго после поступка. Но самое противное — это переживание вместо поступка, или действия. И чем сильнее и глубже переживание, тем легче договориться с собственной совестью, которая могла бы напомнить, что нужно делать и как поступать. А глубина переживаний дает индульгенцию от угрызений совести.

Чем бы ни закончились события 25 марта, большинство тех, кто придет на концерт, тех, кто не придет, тех, кто выйдет на шествие и митинг, тех, кто будет сидеть на Окрестина, и тех, кто будет лежать на диване — будет в ладах со своей совестью. Все будет, как всегда. Совесть будет чиста, а самооценка будет ниже плинтуса. Мы снова убедимся, что мы ничего не можем. Совсем ничего. Ни протестовать, так чтобы режим сотрясался. Ни концерт организовать, чтобы режим сотрясался. Ни защитить политзаключенных. Ни договориться между собой. Ничего!

Для нас по-прежнему актуален императив «Людьми зваться!» Люди могут, а мы нет. Нам не позволяют быть людьми и зваться людьми. Ведь мы бессильны что-то изменить. Все бессильны.

Но часть из нас — предатели и коллаборанты, согласившиеся на сотрудничество с ненавистным режимом.

Другая часть из нас — провокаторы и змагары, которые ничего не умеют, кроме как ходить с флагами по улицам.

Часть — трусливые и осторожные обыватели, боящиеся не только участия в оппозиционных мероприятиях, но даже собственных мыслей, не говоря уж о поступках.

Часть — диванные критики и нытики.

Часть — умники, знающие, как правильно, но не способные ни сами сделать, как правильно, ни других убедить в том, что это правильно.

Такая самооценка доминирует в общественном мнении в самом гражданском обществе, а режим ясно говорит: «Вы никто, вы ничего не можете!»

А справедлива ли такая оценка гражданского общества (ладно, просто общества)? Надо разбираться.

Сначала посмотрим на режим.

У меня с самого начала, с 1994 года, претензии к режиму этические и эстетические. Мне этот режим представляется аморальным. А уж потом — все остальное.

В чем аморальность режима? Не буду вспоминать и перечислять факты, об этом много написано. Режим попирает все этические нормы:

• Не убий! А он убивает. И речь не только о пропавших без вести политиках, но и о сохранении смертной казни в стране, единственной стране в Европе.
• Не укради! А он ворует. И по мелочи (коррупция), и по крупному (экспроприация и конфискация любой собственности).
• Не произноси ложного свидетельства! А он лжет. И по мелочи, когда министр внутренних дел обязывает своих подчиненных лжесвидетельствовать в судах, подкидывать джипы с оружием на границе и по-крупному фальсифицируя выборы.

Это все известно. Но сейчас я буду говорить об аморальности манипуляций.

Есть особого рода люди, смыслом жизни которых становится унижение и фрустрирование других людей. Их поведение состоит в том, чтобы создавать такие ситуации, в которых другие люди испытывают чувство вины, неполноценности, роняют лицо, утрачивают чувство собственного достоинства. Лицемеры и манипуляторы страшны тем, что их почти невозможно однозначно признать врагами, как на войне. Они действуют куда коварнее.

Зачем власти разрешили концерт 25 марта? Кому-то в этом решении померещилась либерализация режима. Да, это либерализация. Но природа режима не изменилась.

Бойтесь данайцев, дары приносящих! Дары могут оказаться «троянским конем». Разрешение провести концерт 25 марта — типичный «троянский конь».

Режим знает все про оппозицию. Знает, что многие хотят праздновать День Воли. Он также знает, что есть те, кто обязательно в этот день будет протестовать. Что делает манипулятор в такой ситуации? Он подкидывает такой «подарок», который обязательно поссорит людей с разными интересами. Именно с этой целью и был разрешен концерт. Как могли рассуждать идеологи режима?

Очевидно, что Некляев и Статкевич теряют влияние и сторонников. Режим это знает, и он знает, что сами Некляев и Статкевич тоже это знают. Если разрешить концерт и поставить условием разрешения отказ от шествия и митинга протеста, то Некляев и Статкевич, согласившись на проведение концерта, отказываются от влияния на оппозицию вообще. Они на это пойти не могут. Значит, те, кто за концерт, станут опасаться подвоха со стороны Некляева и Статкевича. Что и произошло. В рядах организаторов праздника поселилось взаимное недоверие.

Затем режим арестовывает Некляева и Сивчика, не трогая Статкевича. Зачем, почему? Да с той же манипулятивной целью — посеять недоверие среди сторонников протестных акций и фрустрировать их, подтолкнуть к хаотичным суетливым действиям. Когда часть главных организаторов протеста арестованы, остальные не владеют информацией и не могут организовать все так, как задумано. Неизбежны ошибки. После провала акции ошибку будут спихивать друг на друга. Сивчик — на Статкевича, Некляев будет оправдываться тем, что сидел и не мог сделать задуманного. Будет грызня, в которой каждый будет знать, что он неправ, и переживать это. Будет обвинять других в ошибках и знать, что и в этом он неправ, и еще больше переживать.

Организаторы концерта «теряют свое лицо», как говорят японцы про такие ситуации. Да, организаторы концерта уже рассорились с организаторами протеста. Но ведь они не враги друг другу, просто люди, не сошедшиеся во мнениях и решившие, что каждый делает то, что считает нужным. Они бы и делали. Но сейчас друзей и партнеров, несогласных с концертом, посадили.

Можно ли продолжать праздновать, когда товарищи томятся в застенках? А куда деваться? Ставки сделаны, обязательства нужно выполнять, концерт должен состояться при любой погоде, шоу маст гоу он. Но так поступают только жлобы, а не настоящие товарищи! Это знают сторонники Некляева и Статкевича, это знают организаторы концерта. Это знают идеологи режима. И в этом состояла цель ареста Некляева и Сивчика — чтобы Некляев, Сивчик, Статкевич назвали организаторов концерта предателями, которым плевать на права человека, чтобы сами организаторы знали, что их так назовут, и сами себя таковыми считали. Чтобы вместо радости от организованного ими праздника, они испытывали чувство вины и унижения.

Ради такой цели — внушить всем отвращение друг к другу и к самим себе — манипуляторы и лицемеры готовы даже на неблаговидные поступки в собственных глазах. Они арестовали Некляева и Сивчика ни за что, просто так. Это очевидное нарушение закона.

Но цель оправдывает средства. Они потом соврут, придумают какой-нибудь повод для этого задержания. Они же сочинили «письмо фрау А», джип на границе и «схроны оружия»« в Налибокской пуще, чтобы оправдать дело «Белого легиона». И сейчас что-то придумают. Врать им не привыкать. Они уже даже не оправдываются потом, когда выясняется, что они врали. Им безразлична собственная репутация, главное, чтобы другие думали о себе еще хуже, чем о них.

Обычная риторика манипулятора сводится к тому, что он признает неблаговидность своего поведения, заявляя, что другие еще хуже.

Сейчас все переполнены переживаниями. Все чувствуют себя обманутыми и униженными.

А что же делать? Можно ли сопротивляться таким манипуляциям?

Можно.

Это не просто, но можно.

Чем мы должны руководствоваться в своем сопротивлении, что у нас должно быть?

Во-первых, нравственный закон и самооценка!

Нравственный закон во мне. Оценки других надо учитывать, но принимать их за объективные нельзя. Если есть внутренний стержень, то все попытки подтолкнуть нас к неблаговидным действиям окажутся безуспешными. Руководствуясь нравственным законом в себе, мы сами и судьи себе, только так мы перестаем быть заложниками чужих оценок. Тот, кто сам себе судья в нравственных вопросах, не станет судить другого. Не судите, да не судимы будете! Он скорее поймет другого: кто без греха, пусть первый кинет камень! И безнравственность другого никогда не может быть оправданием собственной безнравственности.

Да, режим аморален! Но это не является разрешением нам быть аморальными. Да, Статкевич и Некляев неправы в выборе образа и порядка действий, но это не оправдание нашей неправоты. Поступайте так, как велит совесть!

Во-вторых, рефлексия и рассудительность!

Всегда нужно понимать, что делают другие, чего они добиваются, в чем их цели. Греки ушли и оставили своего «коня» — что они хотели этим сделать? Добро для нас, троянцев, или что-то другое? Власти разрешили праздник и концерт — зачем это им, что они этим хотели сделать?

Всегда нужно понимать, что делают другие и чего добиваются от вас. И всегда знать, кто эти другие — друзья или враги. Одно и то же действие со стороны друзей и со стороны врагов нужно понимать по-разному. Режим разрешил концерт — этим надо пользоваться. Только не надо думать, что это подарок вам, что режим изменился, осознал свои ошибки и кается в своих прошлых грехах. Не надо принимать подарок режима за свою победу.

Кроме понимания того, что делают другие, нужно понимать себя: а что мы делаем и чего хотим? Нельзя достичь непоставленной цели. А мы привыкли ходить и бесцельно протестовать, протест ради протеста. А уж тем более — праздновать! Какова цель праздника, кроме самого праздника! Такой бесцельностью пользуются враги и манипуляторы, у которых есть цель. И у манипулятора общая цель — унизить и принизить вас. Отличие только в способах и средствах. В прошлом году вас унижали так, а в этом придумали нечто новое.

И это новое сработает, если враги знают, чего вы хотите и что и как вы будете делать. И вы всегда проиграете, если не знаете, чего хочет противник, что и как он будет делать. Будьте рассудительны и рефлексивны.

В-третьих, терпимость к инакомыслию друзей и нетерпимость к ценностям врагов и манипуляторов!

Договариваться можно и с врагами. Можно и нужно. Только не надо принимать врагов за друзей. Некляев и Статкевич упрекали организаторов концерта в коллаборации с режимом, но сами подавали прошение о разрешении митинга и шествия. А чем это не коллаборация?

Конечно, это не коллаборация. Но зачем же тогда обвинять в этом других, своих же товарищей?

Это дурацкая установка — видеть врагов в тех, кто еще вчера был другом, только потому, что он не согласен с какой-то идеей и предложением. Еще более дурацкая установка — видеть друга во враге, который почему-то пошел вам на уступки.

Давайте прощать ошибки друзьям и партнерам, но не заблуждаться относительно «данайских даров».

В-четвертых, семь раз отмерь и только тогда действуй!

Это понятно. Бездумные действия никогда не приводят к успеху.

В-пятых, придержи язык!

Люди реагируют на пароли и символы. Ах, кто-то из режимных идеологов хорошо отозвался о БНР. Ну и что? Не спеши делать выводы, не спеши хвалить. Ах, кто-то из друзей сказал что-то несуразное! Ну и что? Мир перевернулся? Друг стал врагом? Не спеши делать выводы и реагировать. Подумай, что, в каком контексте, зачем это было сказано.

Мы перестали следить за своим языком и словами. Стоит услышать парольное слово, как мы сразу выстреливаем парольный ответ. Пошутил про женщин — сексист! Покритиковала мужчин — феминистка, покритиковал женщин — мизогиния. Похвалил декрет президента — предатель. Похвалил БНР — переродился и стал нашим.

Какие глупости! Ни в политике, ни в бизнесе, ни в науке так нельзя. Так можно только в переживаниях. Если ничего не делать, а только переживать, то слова нужны не для того, чтобы договариваться, учиться, мыслить, а только чтобы гладить, льстить и обманывать.

Как остановить переживания и начать действовать? Ну, как-то так. Начинаем с этих пяти пунктов.

И да! С праздником всех беларусов! С Днем Воли! Поздравление всем нам со 100-летним юбилеем восстановления нашей государственности!

И пароль: «Жыве Беларусь!»