Прошедшие в сентябре российские выборы не изменили в России ничего, или почти ничего. Так заслуживают ли эти выборы анализа, интерпретации, понимания? Почему так много шума вокруг этого события?

Как раз весь этот шум только мешает анализу. Шумят о Навальном, а не о выборах. Безусловно, личность кандидата на выборах имеет первостепенное значение. Не было бы принципиальной разницы в том, кто победит, сами выборы не имели бы смысла. Но аналитика потому и аналитика, что расчленяет явление на части, и разбирается с этими частями по отдельности или в каких-то комбинациях, вынося другие части за скобки, забывая о них на время, чтобы потом (при синтезе, например) вернуть их на место, в целостную конструкцию. Прошедшие выборы представляют интерес с точки зрения политических технологий, а в технологическом подходе личность кандидата — всего лишь аргумент, подставляемый в некую функцию, или материал, из которого делают конечный продукт — победителя.

Конечно, рекламируя себя, политтехнологи часто говорят: «Дайте нам любого, и мы его проведем в депутаты/мэры/президенты или куда-то там еще!» Но это всего лишь реклама. Если материал плох, то все равно ничего не получится при самых лучших технологиях. Правда, при плохих технологиях можно провалить самого гениального кандидата.

Технологии приходят на смену другим формам организации труда и деятельности, потому что при выполнении стандартных процедур гарантируют получение запланированного результата. Гарантия никогда не бывает 100-процентной, даже при японском контроле качества. Но ведь японцы дают почти полное приближение к 100-процентному результату! Да, и это достигается тем, что сам контроль качества технологизирован, превращен в гуманитарную технологию. Проблема в том, что не все можно стандартизировать, особенно в гуманитарной и социальной сфере. И вовсе не потому, что человек с его бессмертной душой, с его свободой воли не поддается технологизации, человек — не машина. А потому, что в социальной и гуманитарной сферах мы имеем дело не с деятельностью, а с игрой. Технологии родились и развиваются в сфере деятельности, где можно четко выделить деятеля или субъекта, с одной стороны, и материал, превращаемый в продукт, с другой стороны. Не только выделить, но и противопоставить их друг другу. Материал может сопротивляться всему, что с ним делают. Он может быть очень сложным и неподатливым, но он никогда не злонамерен. Материал вообще не имеет намерений, он не имеет собственных целей, тем более, целей противоположных тем, что есть у деятеля или субъекта деятельности. А в политике как в гуманитарной сфере такое простое разделение и противопоставление невозможно. Политика — это игра субъектов, преследующих разные цели, а часто противоположные и антагонистические.

Так можно ли технологизировать игру? Игру технологизировать нельзя, но можно свести ее к деятельности, и уже деятельность технологизировать. Всегда будет оставаться зазор между деятельностью и игрой, но чем меньше этот зазор, тем проще достигать поставленных целей. В конце концов, даже классические примеры игр, такие как спортивные игры, можно редуцировать к деятельности и технологизировать. Речь вовсе не о договорных результатах. Речь о том, что квалифицированный футболист должен гарантировано забивать голы в стандартных ситуациях. Большинство голов и забивается из стандартных положений. Игра игрой, она непредсказуема, но, играя, команды либо ловят стандартные положения, либо создают их сами, с тем, чтобы произвести стандартные действия и получить гарантированный результат. Так же и в политике, при всей ее непредсказуемости. Игроки, или участники политического процесса, стремятся подготовиться к стандартным ситуациям, поскольку знают, что в них нужно делать, и, работая в политическом поле, стараются создать в нем эти самые стандартные ситуации.

Побеждает в таких играх тот, кто знает больше стандартных ситуаций. Тем самым, для него возникает меньше неожиданностей, непредсказуемых событий и действий других игроков и участников. К стандартным, т.е. известным и знакомым ситуациям, готовятся спортсмены, политики и военные, проводя маневры и учения. Потому и шутят, что генералы всегда готовы к минувшей войне, а не к той, что еще только будет.

Считается, что такие генералы проигрывают войны. Возможно! Но к чему готовятся те полководцы, которые все же выигрывают войны? Рискну предположить (и это предположение вполне органично для технологического подхода), что будущие победители, как и их побеждаемые противники готовятся исключительно к стандартным ситуациям. Вот только природа, или тип стандартности, разный. Проигрывающие генералы знакомы со стандартными ситуациями из прошлого военного опыта, из истории и уроков военного искусства. А успешные полководцы стандартизируют еще и те ситуации, которые могут построить в своем воображении, нафантазировать. Они просто напросто придумывают новые ситуации, продумывают их до последовательности всех своих ходов и возможных ответов противника.

То же самое и в политике. Проигрывающие могут быть непревзойденными мастерами в известных им стандартных ситуациях, а победители всего лишь ставят их в незнакомую ситуацию, в которой их мастерство нерезультативно и неэффективно. Политические технологии с высокой вероятностью гарантируют результат в стандартных ситуациях, а в нестандартной ситуации могут выиграть даже те, кто ни о каких технологиях понятия не имеет, а действует просто, примитивно, ситуативно. Собственно, с этого все и началось в последние годы существования СССР.

В СССР были выборы, было голосование. Понимаю, что кто-то будет это оспаривать, ну и пусть. Я же просто добавлю: эти выборы и голосования в СССР были настолько стандартизированы, что давали предсказуемые результаты с точностью до одного процента. Собственно и сам результат был стандартизирован: для Эстонии было позволено 98-99% голосов «за», для всех остальных регионов только больше 99%, при явке на выборы от 97% избирателей и выше. Технология обеспечения этого результата была простой, но эффективной. Важнейшим условием применимости этой технологии была безальтернативность кандидатов. Мелочь, но необходимая. Стоило допустить идеологическую ересь, что выбирать можно из двух или более кандидатов, а не одного, голосуя за него или против, как ситуация в корне изменилась. Первые выборы с альтернативными кандидатами прошли в марте 1989 года. Вот, как это описывал Анатолий Собчак:

«Много позже я понял, почему Горбачев пошел на такую сложную и совершенно недемократическую систему выборов. Хорошо и надежно отлаженный поколениями партийной селекции аппарат при прямых, равных и тайных выборах не оставил бы демократам ни шанса на победу. Отработанная система бюрократических проволочек и четкая взаимовыручка аппаратчиков, контролируемые ими средства массовой информации и деньги из партийных и государственных касс, возможность освобождать от служебных обязанностей практически любого нужного человека и платные группы поддержки — все обеспечивало успех аппаратчикам. Но Горбачев и его интеллектуальная команда поставили аппарат в необычные, нерегламентированные советской традицией условия. Выборы от общественных организаций и Академии наук СССР, деление страны на территориальные и национально-территориальные избирательные округа — это давало множество возможностей. Известные всей стране люди — Андрей Сахаров, Дмитрий Лихачев, Алесь Адамович, Егор Яковлев, Гавриил Попов и многие другие — попали в парламент лишь благодаря такой недемократичности избирательной системы. Силы аппарата оказались отвлеченными на организацию пресловутых окружных собраний. Здесь аппаратчики были бдительны и через их «сито» многие из демократов не прошли. Но ведь в общественных организациях окружных собраний не было. К тому же в ряде округов состоялись повторные выборы. Так, редактор «Огонька» Виталий Коротич, в знак протеста против откровенных подтасовок председателя покинувший окружное собрание в Свердловском районе Москвы, тут же был выдвинут в Харькове и с многократным преимуществом победил своих соперников. В Ленинграде в 50-м округе все силы аппарата были брошены на то, чтобы преградить путь неформальному лидеру межпрофессионального клуба «Перестройка», экономисту Петру Филиппову. И это удалось: из четырех претендентов Филиппов оказался единственным, не прошедшим через «сито». Но там уверенно прошел победивший потом другой экономист, профессор Анатолий Денисов, имя которого известно теперь всей стране».

На тех выборах КПСС проиграла, имея административный ресурс, огромные деньги, привлекательных кандидатов. Просто отработанная десятилетиями политическая технология была неадекватной сложившейся, или лучше сказать, созданной искусственно, ситуации. А у победителей тогда не было никаких политтехнологий. Они и слова такого не знали. Первые политтехнологи были импортированы из стран свободного мира.

Первое поколение политтехнологий в постсоветских странах

В выборы избиратели и политически активная публика поверили не сразу. Сначала все внимание было приковано к тому, что разворачивалось на Съезде народных депутатов, заседания которого транслировались по телевиденью. Поэтому вторые альтернативные выборы в верховные советы союзных республик проходили без технологий. Кандидаты и их команды действовали интуитивно, руководствуясь книжными представлениями и здравым смыслом. В ход шли любые приемы, имена кандидатов передавались из уст в уста, на предвыборные собрания сходились толпы энтузиастов, неформалов, просто любопытных. В атмосфере всеобщей эйфории и упоения свободой появились желающие заниматься выборами профессионально. И они стали учиться.

Первая команда политтехнологов была зарегистрирована через месяц после выборов народных депутатов СССР. Но массово такие команды стали появляться после выборов в республиканские верховные советы. И эти команды осваивали первое поколение политтехнологий. Кто-то осваивал самостоятельно, а большинство учились у западных тренеров и консультантов. Учились всему и без разбора: хождению от двери к двери, макетированию листовок, приемам рекламы, умению завязывать галстуки. Учились также и полезным вещам: политическому маркетингу, интерпретации социологических данных, активному слушанию и работе с возражениями. Учились, и многому научались. Но не освоенные знания, умения и навыки составляют ядро политических технологий первого поколения, а командный стиль работы и политическая ангажированность.

Первое поколение политтехнологий реализовывали команды из разных специалистов, экспертов и просто умельцев. В командах формировалась специализация, были востребованы социологи, психологи, спичрайтеры, рекламщики, эксперты в самых разных областях. Центральное место в команде чаще всего занимал сам кандидат, который в технологиях первого поколения был не заказчиком, но членом команды, первым, главным, но частью команды. Он, как и все, работал на идею. Даже если он просто цинично рвался к власти, он не мог нанять команду исполнителей, как правило, еще не существовало таких бюджетов у кандидатов. Большая часть кандидатов были выходцами из среды неформалов или интеллигенции. Они боролись со ставленниками номенклатуры, с партийными начальниками или крепкими хозяйственниками, т.е. со старой номенклатурой.

Представители старой номенклатуры практически не внесли никакого вклада в развитие политтехнологий первого поколения, они опирались на административный ресурс, подневольных исполнителей и остатки былого авторитета. Иногда побеждали. Но только потому, что их оппонентам не хватало энтузиазма, энергетики, профессионализма.

Достаточно быстро выяснилось, что западные тренеры и консультанты не многому могут научить инициативных, образованных участников команд. Все западные приемы и знания пригодны для «пехоты» — рядовых исполнителей и добровольцев, а в профессиональных областях постсоветские люди были даже сильнее тех, кто их пытался учить. Выяснилось также, что западные учителя вообще не могут научить некоторым вещам. Из этих вещей стоит выделить фандрайзинг и роль гражданского общества в политике и выборном процессе.

Т.е. учили и фандрайзингу, рассказывали и о роли и значении гражданского общества. Но постсоветскими политтехнологами эти знания воспринимались как благоглупости и романтические иллюзии западных интеллектуалов, не имеющих никакого отношения к практике.

Американские и европейские способы фандрайзинга в наших странах не работали. Появились оборотистые менеджеры, которые нашли свои способы привлечения денег в предвыборные кампании, и эти способы были совсем не похожи на западные. Да и не могли быть похожи в стране с разрушенной экономикой, несформированной финансовой системой, доминированием серых схем денежного обращения.

Роль гражданского общества даже в изложении западных консультантов воспринималась как система ограничений и препятствий к достижению целей избирательной кампании. И успешными становились те политтехнологи, которые меньше всего заморачивались на ценностях гражданского общества.

В политтехнологиях первого поколения заказчиком и кандидатом чаще всего выступало одно и то же лицо, или группа лиц, если политтехнологические команды формировались при партиях или политических субъектах. Сами команды не воспринимали себя как наемников, но как группу поддержки политического лидера, идеологию, цели и ценности которого они разделяют. Это был романтический период в политической жизни постсоветских стран, но он быстро закончился. Закончился период, но не сами политтехнологи. Такие команды встречаются и до сих пор. К тому же, если где-то все еще учат политтехнологиям, то учат именно технологиям первого поколения, учат вопреки тому, что они уже не срабатывают.

Важнейшей характеристикой политтехнологий первого поколения является то, что они предназначены для конкурентной политической борьбы за симпатии свободных избирателей. Они результативны и эффективны только в ситуации, где государственные институты, право, законы, СМИ, финансовая система, и многое другое, выступают инфраструктурой для политического процесса. Где институты не принимают участия в политической борьбе на стороне одной из конкурирующих сторон, а сохраняют нейтралитет.

Результат, на достижение которого нацелены политтехнологи первого поколения, является согласование позиций и, в первую очередь, заявлений и деклараций кандидата с общественным мнением большинства избирателей, с настроениями и ожиданиями электората. Политтехнологи первого поколения в равной степени распределяют свою активность, направляя ее как на избирателей, так и на самого кандидата. Кандидата учат, воспитывают, стригут — делают все, чтобы он нравился избирателям. Показателем того, насколько это удается, является рейтинг кандидата. Есть высокий рейтинг — будут голоса, будет победа.

Политтехнологии первого поколения очень уязвимы. Их легко сделать неэффективными. Стоит одному или нескольким социальным институтам отказаться от нейтралитета и встать на сторону одного из кандидатов, этот кандидат оказывается вне конкуренции. Политтехнологии первого поколения не смогут привести к победе кандидата с рейтингом в 6%, тут нужен иной подход.

Стоит кандидату перестать быть идейным лидером команды и перейти в позицию заказчика, начать нанимать политтехнологов, как возможности работы с ним, воздействия на него резко сокращаются. Стричься он согласиться, так же как и поменять галстуки и риторику, но не позволит себя учить, тренировать и воспитывать. И работать приходится не с ним, а на него. А это уже совсем другая технология.

Второе поколение политтехнологий

Политтехнологии развивались стремительно. Появился рынок политтехнологий, и на этом рынке обращались очень большие деньги. Политтехнологии адаптировались к рынку, пытались выжить в условиях жестокой конкуренции.

Уже в первой половине 1990-х годов появились менеджеры, которые знали, где и как получить деньги на финансирование предвыборной кампании, не ставя в известность об этом кандидата. А значит, таким менеджерам политтехнологических команд стали не так уж важны кандидаты. Появился рынок претендентов в кандидаты, и менеджеры сами выбирали, кого им сделать кандидатом. И, уж если называть вещи своими именами, кандидаты стали продаваться. Ну или наниматься. На таком рынке кандидатов выставлялись бывшие депутаты, мэры или президенты, которые не смогли сохранить лидерство в своих командах, удержать их, ошибочно полагая, что их депутатское прошлое само по себе гарантирует им популярность и влиятельность. Правда, такие случаи не стали распространенными, почти все такие персонажи навсегда ушли из политики.

Чаще дела обстояли иначе. Политтехнологи самоопределялись как сервильные организации, продающие свои услуги. И продавали они свои услуги тому, кто больше заплатит. Как только появилось достаточное количество политтехнологов, оказывающих услуги, появились и покупатели этих услуг со всеми достоинствами и недостатками клиентов дикого рынка. Покупая услуги политтехнологов, они стали диктовать свои правила по принципу «клиент всегда прав». И политтехнологи вынуждены были это признавать. Если уж заказчику хотелось провести в депутаты своего лоббиста, человека без убеждений, без идеологии и позиции, то находились те, кто за это брался. Если в качестве кандидата заказчик предлагал бандита, то нужно было проводить и его через процедуру выборов.

Такие обстоятельства не просто делали конкурентоспособными на рынке политтехнологий прагматичных циников, которым все равно, кого проводить, они вынуждали в корне изменить сами технологии.

Если в политтехнологами первого поколения решалась задача изучить настроения, ожидания и мнения электората и привести позицию, программу, декларации и заявления кандидата в соответствии с ними, то перед политтехнологами второго поколения ставили совсем другую задачу. Нужно сделать так, чтобы электорату понравился именно тот кандидат, который имеется в наличии. Если бандит, то пусть электорат полюбит бандита, если яйцеголовый ученый, то пусть полюбят ученого, если националист — националиста, коммунист — коммуниста.

А если задача формулируется именно таким образом, то нельзя действовать старыми приемами. Без толку водить бандита от двери к двери, все будут видеть бандита. Вредно очкарику стоять у проходной и слабенькой кистью пожимать натруженные пятерни своих избирателей. Кандидата в такой ситуации лучше прятать от избирателей и «продавать» его образ, сконструированный и склеенный по согласованию с заказчиком.

Но мало слепить образ своего кандидата, ведь существует альтернатива, и в качестве альтернативы может выступать очень привлекательный персонаж, по сравнению с которым ваш кандидат неконкурентоспособен. Нет проблем! У политтехнологов появляется дополнительная задача: дискредитировать соперников. И эта задача оказалась не менее увлекательной, чем прямая — продать электорату своего кандидата.

Вот на этом этапе развития политтехнологий о них заговорили все: от первых лиц государств до тех, кто никогда не ходил на выборы (а такие бывали даже в СССР при 99% явки). И политтехнологии этого периода стали называть грязными технологиями, стали смаковать «черный пиар».

Эти технологии действительно были грязноватыми и черненькими. Но у них были и лучшие стороны. Эти технологии могли быть рафинированными и тонкими, для их реализации привлекались талантливые исполнители, они давали богатейший материал для анализа и понимания переходного периода, советского наследия и всего того нового, что появилось в наших странах в последние годы.

Ведущие политтехнологи того времени стали звездами, их популярность сравнялась с популярностью политиков. Некоторые из них снискали репутацию всемогущих вершителей политических судеб, сравнимых с масонами, сионскими мудрецами и агентами мирового правительства. Именем Глеба Павловского пугали украинских детей. Политтехнологи постсоветских стран вышли на мировой рынок со своими услугами. Наивысшим достижением этого периода можно считать вторые выборы Ельцина, популярность которого к началу предвыборной кампании была минимальной (по разным оценкам, от 6% до 9%), его все знали и никто не хотел. Но его провели на второй срок, пусть и со второго тура.

Политтехнологии второго поколения разрушили инфраструктуру гражданского общества и государства. Это стоило бы разбирать отдельно, но трудно не согласится с тем, что президентские выборы 1996 года были бы невозможны при независимых СМИ. И СМИ были ангажированы в эти выборы на стороне действующего президента. После такого ангажемента вернуть независимость СМИ не могли сами, а «возвращать» им свободу никто не собирался. Из инфраструктуры СМИ стали компонентом политтехнологий и использовались в сфере политических услуг.

Но ангажированность СМИ лежит на поверхности, просто бросается в глаза. Но то же самое произошло и с другими институтами: милицией, прокуратурой, даже с бизнесом. Для нужд политтехнологий, для проведения нужных кандидатов стали покупать любые организации, учреждения и целые институты.

Но у политтехнологий второго поколения есть свои уязвимые места.

Во-первых, это очень дорого. Настолько дорого, что даже превращение всех выборных должностей в источник больших доходов перестало окупаться. На большинстве должностей столько украсть нельзя. В первые же годы правления Путина встал вопрос об удешевлении политтехнологий и нерентабельности множества выборов. Вопрос решался просто. С одной стороны, возврат к назначению ряда чиновников и, тем самым, сокращение количества выборов. С другой стороны, удешевление политтехнологических услуг достигалось переходом от покупки институтов и учреждений к прямому подкупу избирателей.

Во-вторых, это исчерпаемость фантазии, креативности, изощренности самих политтехнологов. Они просто устали выдумывать компроматы и выдохлись в создании образов своих клиентов. Да и публика устала от всего этого, появилось отвращение к выборам вообще. И тут приходится учитывать третье уязвимое место, возможно, главное.

В-третьих, политтехнологи второго поколения возможны и эффективны только тогда, когда голоса считают. Считают, а не рисуют.

И тогда голоса считать перестали. Наступила эпоха цветных революций. Выборы как элемент политического процесса перестали выполнять свою главную функцию: обеспечивать легитимную смену власти и ротацию политических элит. А вместе с этим утратили свое значение и политтехнологии второго поколения вместе с политтехнологами.

Несколько отступлений

Я веду речь о поколениях политтехнологий, а не об их типологии или классификации. В рамках одного поколения политтехнологи различаются между собой по многим параметрам. Но эти различия сейчас находятся за пределами моего интереса.

Смену поколений политтехнологий эмпирически нельзя обнаружить в Беларуси. За все время существования нашей страны у нас прошли только одни выборы, где применялись политтехнологии первого поколения. Начиная с 1995 года, в Беларуси сразу перешли к выработке новых собственных технологий, минуя стадию второго поколения. Растянувшийся период становления политтехнологий третьего поколения в Беларуси маскирует их, затрудняет анализ, с одной стороны, и вынуждает обращаться к иностранному опыту, российскому, в первую очередь. Хотя политтехнологии третьего поколения в России представляют собой модернизированную копию беларусских, не более того.

Возможно, что такое выделение трех поколений политтехнологий справедливо только для региона, ограниченного тремя постсоветскими странами: Россией, Украиной и Беларусью. В других странах и регионах все выглядит иначе. Но не стоит преувеличивать эту инаковость. Политтехнологии первого поколения не работают уже практически нигде. Политтехнологиям второго поколения, возникшим впервые в США, не позволяют принять такие же формы, как в России, консервативные государственные институты и реальное гражданское общество. Но время от времени и там можно наблюдать их во всей красе, хотя чаще мы знакомимся с этим в художественной форме («Вся королевская рать» Роберта Пенна Уоррена или «Хвост виляет собакой» Барри Левинсона). И налицо тенденция к освоению политтехнологий третьего поколения во всех странах, особенно там, где торжествует социализм, и политкорректность заменяет собой идеологию.

Смена поколений политтехнологий заслуживает специального рассмотрения. Технологии второго поколения вытеснили предшественников в конкурентной борьбе, а многие команды, возникнув в эпоху первого поколения, продолжали действовать и в эпоху второго, изменив методы и подходы. А вот многие команды второго поколения были разгромлены при переходе к третьему. Ликвидировалась возможность независимого финансирования политической деятельности. В Беларуси в первый же год правления Лукашенко весь независимый бизнес был либо национализирован, либо взят под контроль. В России действовали запугиванием (Ходорковский), рейдерскими захватами. Особый интерес может представлять захват средств массовой информации (Гусинский, Березовский и многие другие примеры).

Третье поколение политтехнологий

Политттехнологии третьего поколения решают задачу сохранения процедуры голосования с возможностью внешнего контроля за этой процедурой и ее прозрачности, одновременно контролируя результаты голосования.

Эта задача не под силу отдельным, самым квалифицированным и изощренным политтехнологическим командам. Очевиден заказчик для этих технологий — правящая элита, клика, хунта или что-то подобное. Но проблема в том, что не существует того, кто мог бы оказать правящей элите такую услугу. Поэтому субъект заказа сливается с исполнителем услуги. А государство со всеми его институтами становится инструментом решения этой задачи. Никакой нейтральности государственные структуры при решении такой задачи позволить себе не могут. В политтехнологиях третьего поколения задействованы не только СМИ, полиция, но и спецслужбы, система образования, крупный бизнес.

Казалось бы, чего проще: фальсифицируем голосование, пишем столько голосов, сколько считаем нужным! Или еще проще: отменяем выборы за ненадобностью, все равно большинство населения ими не интересуется (смотри динамику явки на выборы за последние десятилетия).

Но оказывается, что выборы и свободное волеизъявление все еще ценятся некоторыми гражданами, причем активными гражданами, способными к солидарности, сопротивлению и самоорганизации. Оказывается, в стране, кроме государства и контролирующей его элиты, существует не только подведомственное население, но и гражданское общество. И подрыв доверия к выборам, фальсификации и манипуляции вызывают у гражданского общества мощную неприязнь, вплоть до оранжевой революции. Если власть не меняется на выборах, то ее меняют иными способами.

И только страх перед таким явлением, как «оранжевая революция» или «арабская весна», вынуждают власти идти по трудоемкому пути: создавать новые технологии. Технологии проведения выборов без выбора.

Увы, после двух десятилетий независимости, после полученного политического опыта практически невозможно вернуться к сталинской версии выборов. Безальтернативных выборов не вернуть, как бы этого кому-то не хотелось. Но можно ведь обмануть?

Как обманывать избирателя, используя всю пропагандистскую мощь СМИ, используя административный ресурс, подкупая избирателей в рядах оппонентов, — всему этому уже научились в эпоху расцвета политтехнологий второго поколения. Но ведь научились и правящая элита, и те, кто хотел бы ею стать. Научилась власть и ее оппоненты. Если оставить все, как есть, то можно было бы и дальше соревноваться в совершенствовании политтехнологий второго поколения, пока расходы на выборы не сравнялись бы с ВВП. Но исход этого соревнования заранее неизвестен. А вся интрига именно в том, чтобы гарантировать результат — сохранение власти.

Все эти задачи, проблемы и неприятности решаются (решались бы) тогда, когда от управления собственно политическими и электоральными процессами переходят к управлению общественной жизнью. Ведь сами политические и электоральные процессы — всего лишь часть общественной жизни граждан. Как это сделать?

Оказывается, не так уж сложно, имея в своем распоряжении достаточные ресурсы. Будем рассуждать по порядку.

Выборы в политике — это когда из нескольких кандидатур выбирают того, кому доверят власть, и все атрибуты, к ней причитающиеся: ресурсы, права, гарантии. И когда дело доходит до соревнования и конкуренции кандидатов, все определяется умонастроениями избирателей, качествами и достоинствами кандидатов, ну и, конечно же, эффективностью и результативностью политтехнологий. Побеждает тот, чьи достоинства в большей степени привлекают избирателей, кто более искушен в политтехнологиях. Т.е. когда дело доходит до выбора между кандидатами, исправить ничего нельзя.

Но ведь можно вернуться на шаг назад: выбирать не из нескольких кандидатов, а выбирать тех, кто станет кандидатами! Политические выборы регламентируются законами, они проводятся по определенным правилам, за соблюдением законов и правил следят международные наблюдатели, сами кандидаты, суд прокуратура и т.д. А вот выбор тех, кто будет кандидатами, уже не так зарегламентирован.

Можно, конечно, нарушая законы и правила, преградить путь в кандидаты популярному и привлекательному гражданину. Избиратели будут о нем знать, но выбирать будут из других кандидатов. Но за нарушения законов и правил придется отвечать. А если ответить неправильно, то может случиться либо «оранжевая революция», либо «арабская весна».

А если попробовать переориентировать внимание избирателей на фигуры, привлекательность которых мы можем контролировать? Например, на дальних подступах, задолго до выборов дискредитировать действительно опасных и проходных конкурентов, а для протестного электората предложить в лидеры управляемых и контролируемых людей. Эти управляемые потом станут кандидатами. А поскольку они управляемы, то контролируется и степень их привлекательности, и рост или падение рейтинга.

Как это работает в Беларуси, я много раз рассказывал. Классический пример связан с Милинкевичем, который получил богатый опыт на выборах 2006 года, поумнел, приобрел множество влиятельных друзей и партнеров. Он мог бы стать опасным в 2010 году. Но в 2010 было бы уже поздно с ним что-то делать. Поэтому дискредитация «отбеливателя М» началась сразу после разгона Плошчы. А вместо него раскручивался Козулин, которого сажали в тюрьму, чтобы привлечь к нему внимание радикальной молодежи, вызвать сочувствие романтически настроенных правозащитников. Ну а к выборам 2010 года привести десяток слабых кандидатов, которые ни на что всерьез не претендуют и не бояться за исход выборов.

Да, режим в Беларуси груб и туповат. Поэтому, уже вчистую выиграв ситуацию в 2010 году, он все испортил сам себе. Да, в прошлом режим не гнушался и физическим устранением опасных конкурентов. Но при технологиях третьего поколения в этом нет необходимости.

Эти технологии позволяют выращивать таких лидеров протестного электората, которые сами же и погасят эти протесты, которые направят энергию протестующих в безопасное для властей русло. Этих лидеров выращивают не в пробирках, а находят подходящие фигуры в рядах тех, кто выражает протест.

И все это на фоне полных восторгов самих протестующих.

Восторг будет продолжаться до тех пор, пока мы не поймем, что с нами делают.

Ну а пока один из лучших набросков к анализу политтехнологий третьего поколения от Андрея Илларионова:

• С помощью этой спецоперации нынешний авторитарный режим уже серьезно обыграл российское гражданское общество. В политико-практическом плане восстановление утраченных обществом позиций может занять годы. Ускорить этот процесс может только овладение пониманием того, что произошло, как это произошло и почему.
• Подходящая к своему финалу спецоперация оказалась одной из наиболее масштабных и одной из наиболее успешных операций нынешнего авторитарного режима за все время его существования. По степени успешности эту спецоперацию во внутренней политике — подготовку и проведение агрессии против российского общегражданского движения — можно сравнить, очевидно, с наиболее успешной спецоперацией режима во внешней политике — подготовкой и проведением агрессии против Грузии в 1999-2008 гг.
• Главные краткосрочные цели спецоперации — максимальное повышение явки граждан на участках для голосования и, следовательно, «легитимизация» «честных выборов», безусловно, достигнуты. Следует особо заметить, что работа по повышению явки и по легитимизации «выборов» в основном выполнена не режимом, а «оппозицией». В российских спецслужбах всегда считалось высоким профессионализмом и особым шиком проводить спецоперации за счет противника — в самом прямом смысле слова.
• Одновременно с этим решена серия тактических, но при этом исключительно важных для режима политико-правовых задач: легитимизация российским общественным мнением селективного отбора режимом «допускаемых до конкуренции» кандидатов на местных и федеральных выборах, легитимизация т.н. «муниципального фильтра», легитимизация «депутатской разверстки» — раздачи (продажи) режимом голосов провластных депутатов.
• Блестяще проведена политико-идеологическая дезориентация общегражданского движения — произошла эффективная и эффектная замена лозунгов зимы 2011-12 гг., требовавших проведения честных выборов; признания нелегитимными результатов голосования на т.н. парламентских и президентских выборах; отставки чиновников, совершивших преступления против избирательных прав граждан; на неполитическое, нелепое и нереализуемое требование «Навального — в мэры Москвы!». Требование освобождения политических заключенных было де-факто обменено на персональное пожелание принять непосредственное участие в распиле 1,6-триллионного московского бюджета. Требование свободы политзаключенных оказалось купленным за возможность «расставлять лавочки».
• Успешно осуществлено радикальное снижение уровня общенациональной политической дискуссии. В нее оказались вброшены и российским обществом де-факто признаны имеющими право на существование откровенно ксенофобские лозунги и требования. Сайт популярной радиостанции, считавшейся «либеральной», опубликовал откровенно нацистский манифест. Нормой стала речевая агрессия — верный предшественник и провозвестник агрессии в действиях. Оказались широко популяризированными с особой страстью смакуемые пожелания, требования, мечтания, связанные с осуществлением прямого физического насилия: «отправить на принудительные работы», «поджечь», «повесить», «убить», «развесить на крючьях», «запустить ракету», «направить термоядерную бомбу», «наблюдать, как плавятся очки»...
• Участникам общегражданского движения небезуспешно были навязаны такие откровенно аморальные принципы поведения, как: «Цель оправдывает средства»; «Кто не с нами, тот против нас»; «Оппоненты должны быть уничтожены — для начала пока морально» («ведь до их сжигания дело пока еще не дошло»); «Политическая целесообразность важнее этических принципов и мировоззренческой позиции»; «Зажмем глаза, уши, носы и в таком виде проголосуем — невидящими, неслышащими, нечувствующими»; «Да, это сукин сын, но это наш сукин сын!» Ключевое условие возвращения страны на цивилизованный путь развития через верховенство права заменено на правовой беспредел — теперь уже не только со стороны власти, но и со стороны т.н. «оппозиции».
• Противники участия в спецоперации режима; оппоненты т.н. «Единого Безальтернативного Лидера Оппозиции»; просто граждане, пытающиеся разобраться, что именно стоит за шумной трескотней, превозносящей избирательные технологии и скрывающей их идеологическую пустоту; подверглись беспрецедентной по агрессивности травле, кампаниям запугивания и морального террора, по своей ожесточенности не только не отличающимся от режимно-нашистских, но, вероятно, уже и превосходящим их. Главная цель такой травли — заставить оппонентов замолчать — во многих случаях оказалась действительно достигнутой.
• Успешно решена главная среднесрочная задача режима — раскол общегражданского движения. Ожесточенность споров, характер оскорблений, масштабы нападок, беспрецедентность травли в рамках оппозиционного движения, составление проскрипционных списков на бывших союзников в последние месяцы намного превзошли соответствующие параметры критических замечаний в адрес режима. Де-факто ликвидирован самый серьезный институт, созданный общегражданским движением за все время его существования — Координационный Совет.
• Внедренная с немалым трудом в национальную дискуссию и в практику общегражданского движения идея совместных, коллективных, парламентских и, следовательно, компромиссных и толерантных по отношению друг к другу действий эффективно заменена на идею и практику неоспоримого вождизма.
• Ключевую роль в осуществлении спецоперации режима по дискредитации и разгрому организованного общегражданского движения сыграл и продолжает играть А. Навальный вместе с другими членами ГН и ГГ, а также иными сислибными «лидерами общественного мнения».
• Конкретный способ решения главной стратегической задачи режима по отношению к общегражданскому движению — его ликвидации — в настоящее время режимом еще не выбран. Очевидно, спектр возможных вариантов действий режима простирается от ослабления протестного движения через дикредитацию его т.н. «лидеров» за осуществленные ими незаконные/неправовые действия до его разгрома по белорусскому образцу в декабре 2010 г. В случае признания режимом заслуг А. Навального в деле дезориентации, дезорганизации и развала общегражданского движения, а также в случае признания режимом возможности продолжения эффективного исполнения «лидером оппозиции» такой же роли в дальнейшем возможны либо полностью отмена приговора, вынесенного Кировским судом, либо же замена реального срока на условный.
• Характер, масштаб, изящество проводимой спецоперации, оперативное ее сопровождение, динамичное внесение в нее корректировок наряду с сохраняющимися для режима разнообразными вариантами действия свидетельствуют как о высоком интеллектуальном потенциале ее разработчиков и исполнителей, так и об успешно проводимой ими операции прикрытия, осуществляемой, в частности, с помощью таких настойчиво популяризируемых тезисов, как: «власть сошла с ума», «они ничего не понимают», «у них правая рука не знает, что делает левая», «фактор дурака» и т.д.

А что потом?

Технологическое развитие не остановить, хотя многим очень хочется, и некоторые даже пытаются.

Более того, смена поколений технологий возможна только в развивающемся обществе. В открытом обществе, отличном от традиционного, где одни и те же технологии могут культивироваться столетиями.

Хорошо ли, плохо ли, но если политические технологии устаревают и их нужно менять не на однотипные, а на технологии нового поколения, значит, общество в наших странах развивается. Скорость смены технологических поколений может свидетельствовать о динамизме развития.

Ситуации, где романтикам первого поколения политтехнологов приходилось творить, изобретать, фантазировать, для политтехнологов второго поколения стали стандартными. Эти ситуации не требовали творчества, а только рутинных операций. Соответственно, политтехнологи второго поколения легко переигрывали творческих и изобретательных политтехнологов первого поколения.

И так всегда, сейчас реализовывать политтехнологии стали правящие кланы, хунты, элиты, и для них все, что напрягало умы, пусть и циничную, но изобретательность политтехноголов второго поколения, тоже стало рутинным.

На киевском Майдане осенью 2004 года столкнулись две группы политтехнологов второго поколения. Для них это была ситуация, требовавшая напряжения всех сил, творческих и интеллектуальных, в том числе. Майдан был местом творчества, драйва, энергетики. Это была игра почти равных соперников, игра с непредсказуемым результатом. И победитель был лучшим. А власти и правящая украинская элита были не у дел, они просто не понимали, что происходит, не могли принимать адекватных решений.

Но прошло всего лишь два года, и в Минске Плошча Калиновского была уже стандартной ситуацией. Она не пугала правящую клику режима, они знали, как себя вести и что делать. Некоторое волнение и нерешительность с их стороны были вызваны только тем, что им приходилось впервые разруливать ситуацию, способную перерасти в цветную революцию. Впервые, но с предсказуемым результатом. Режим был полностью подготовлен к этой, ставшей уже стандартной, ситуации.

2010 год в Беларуси был первой демонстрацией полноты политтехнологий третьего поколения. За идеологической трескотней и шоком после 19 декабря, все, что происходило в течение 2010 года, осталось без анализа и оценки. Поэтому братья-россияне вынуждены заново делать открытия. Ну, что ж, пусть так, повторение способствует закреплению пройденного.

Не надо сожалеть о прошлом, о красоте и романтике политической борьбы эпохи технологий первого поколения. Нужно создавать новые ситуации, в которых технологии третьего поколения будут нерезультативны. Это не значит, что нужно бросаться и придумывать политтехнологию четвертого поколения. Возможно, достаточно уж того, чтобы сделать бесполезными и бессмысленными технологии сегодняшних беларусских и российских правящих кланов. На Украине пока не применялись технологии третьего поколения, но если Янукович решит остаться и основать новый правящий клан всерьез и надолго, то он с необходимостью прибегнет к тем же методам, что и Лукашенко, и Путин. И Киев может снова стать законодателем политической моды нашего времени.

В Минске мы просто не успеваем к 2015 году. Все, что можно сделать в Минске, — не подыгрывать режиму, не становится марионетками в его спектакле под названием «выборы». Но, боюсь, что и тут мы опаздываем. Оказывается, такие спектакли публике нравятся. Вот и у нас ищут кандидатов на роль Навального. Но нет такой роли. Навальный — это исполнитель старой роли в новом спектакле.

Ничто не ново под Луной. И политтехнологи третьего поколения не так уж новы. Многое они взяли от советских сталинских технологий. А что-то в них еще древнее. И роль, исполненная Навальным в сентябрьском спектакле в Москве, стара, как сама политика и интриганство в ней.

UPD.: См. также видеодоклады Владимира Мацкевича из серии «Политтехнологии третьего поколения, консциентальная война и система европейской безопасности»:

• Доклад первый

• Доклад второй

• Доклад третий

• Доклад четвертый

• Доклад пятый