Владимир Мацкевич: Гражданское общество. Часть 6.2

21.12.2019
Владимир Мацкевич, философ и методолог

Единство нации — это просвещенческая идея, или явление эпохи модерна.

«Народ», «нация», «гражданство», «гражданское общество», «демократия», «государство», «права человека и гражданина», «всеобщее избирательное право» — все эти понятия и категории составляют один понятийный комплекс, и каждое из этих понятий включает в себя остальные, и смысл каждого определяется только через весь комплекс.

«Народ» — категория со многими смыслами.

«Народ столпился в зале ожидания» — это один смысл, имеется в виду просто много людей, случайное скопление.

«Народ сверг правительство» — это совсем другой смысл, в свержении правительства участвовало, возможно, не больше людей, чем в первом случае в зале ожидания, но предполагается, что не эта кучка людей свергает правительство, а весь народ страны, граждане государства.

«Народ против или народ за» — кто-то всегда против чего-то, кто-то за что-то, и обе эти позиции выступают от имени всех, это обычная демагогия.

«Мы, народ...» — так со времен Конституции США начинаются конституции почти всех современных государств. Кто такие эти «мы»?

Вчера в Минске должно было состояться два митинга. Один — за «интеграцию» с Россией, другой — против. Вопрос на засыпку: на каком из митингов собирается народ?

Если только на одном митинге будет народ, то кто же на втором митинге?

Состоялся только один из митингов. На второй никто не пришел. Значит ли это, что народ за то, за что выступают участники митинга, который состоялся?

Но на митинг вышли полторы тысячи граждан, примерно. Это 0.015% от населения Беларуси. А что же остальные девять с половиной миллионов?

Слово «народ» самое частое в демагогических заявлениях. Чаще в манипулятивных целях используется, наверное, только слово «любовь». Вообще, все зло в мире оформляется красивыми и добрыми словами.

Простая идея тождества народа и нации как множества всех граждан одного государства кажется многим современным людям само собой разумеющейся. Многим, но не всем. И «само собой разумеемость» — это иллюзия. Все не так уж просто с категориями «народ» и «нация».

Начнем с «народа». Оставим в стороне простое скопление людей в случайных или организованных ситуациях, рассмотрим только то, что касается правомочности или правосубъектности категории «народ». Например, словосочетания: «народ страны», «народ Республики Беларусь», «власть народа — демократия», «общенародное дело — Res Рublica, Rzeсz Роspolita» и т.д.

Никогда, с самых древних времен, в такого рода словосочетаниях категория «народ» не использовалась в качестве синонима слову «население».

В древнегреческих демократиях народом было не все население, а только те, кто участвовал в «народных собраниях», т.е. принимал участие в управлении городом и государством. Кроме народа в Афинах жили рабы, метеки, женщины и дети. Все они составляли население Афин, но не народ. Народ — свободные граждане города-государства, принимавшие решения для города и государства, выбиравшие правителей и имевшие права и возможности сами быть избранными на государственные должности.

Идея того, что такая сегрегация несправедлива, возникла очень поздно, только в XVIII веке у мыслителей и деятелей эпохи Просвещения, и стала определяющей для всего дальнейшего общественного развития. Но и в XVIII веке народ не приравнивался к населению, народ — это избиратели в государстве с республиканской формой правления. Избирательными правами не наделялось все население, существовала масса ограничений.

Идея Просвещения была революционной по своему смыслу. Она отрицала представления позднефеодальных обществ Европы. Феодальные и сословные общества существовали в странах, где государство обосновывалось правом силы. Как правило, государства создавались посредством захвата или покорения населения неким народом, или армией некого народа. В государствах того времени существовало четкое разделение на покоренное население и покорителей, которые могли осознавать себя отдельным народом или сословием. Готы (остготы, вестготы), франки, болгары, венгры, норманы, англы и саксы, многие другие народы захватывали территории с аборигенным населением, устанавливали там свои порядки и государственный строй.

Правящая верхушка (сословие) не спешила ассимилироваться с остальным населением.

Тщательно культивировалась память об ином, нежели у покоренного населения, происхождении правящих покорителей. Иногда было достаточно реально иного происхождения (норманы-викинги, венгры и т.п.), иногда приходилось изобретать мифических предков (миф о Палемоне в Литве и о сарматском происхождении польской шляхты).

Часто правящее сословие отделяло себя от аборигенного населения языком, обычаями, одеждой.

Так, нормандские завоеватели Британии несколько веков говорили на французском языке, отличном от германских языков предшествующих завоевателей англов и саксов и от кельтских языков аборигенов. При дворах германских курфюрстов тоже использовали в XVII- XVIII веках французский язык, а в Российской империи дворянство пользовалось этим языком до середины XIX века. В ВКЛ магнатерия и шляхта с этой же целью пользовалась польским языком. В Западной Европе эта практика в основном закончилась к XVI- XVII векам, а в Восточной Европе продолжалась почти до конца XIX века. Горожанам (гражданам в широком смысле слова) в Чехии, Словакии, Украине, Литве, Латвии, Эстонии и Беларуси приходилось осваивать свои языки заново.

Дворянству XVIII века практически во всех странах Европы было трудно представить себе, что они и крестьяне — один народ, даже там, где не было языкового барьера между правящими классами и основным населением.

Идея единства народа ломала сословные предрассудки и господствующее мировоззрение.

Впервые категория «народ» была распространена на всех взрослых жителей страны в Конституции США после войны за независимость, да и то только концептуально, а не практически. На Учредительном собрании и Континентальном конгрессе в Филадельфии поднимался вопрос о включении черных рабов в состав народа США. Но к такому радикальному решению народ тогда еще не был готов, и этот вопрос отложили на 20 лет. Но и по прошествии этих 20 лет вопрос оставался подвешенным, вплоть до гражданской войны между Севером и Югом.

Теоретически в буржуазных республиках и ограниченных конституциями монархиях Европы народом в XIX веке считали всех взрослых жителей страны — подданных и граждан. Но практически народом оставались только избиратели. Почти 200 лет ушло на то, чтобы избирательное право получили все грамотные, потом — рабочие и наконец — женщины.

Таким образом, идея единства народа — гражданской нации — была реализована. И реализация этой идеи была возможна только в рамках национального государства. Одно государство — одна нация, один народ.

В тех случаях, когда единство народа в государстве оказывалось невозможным, за разделенными народами признавалось право на отделение — право наций на самоопределение.

Но для того, чтобы реализовать право наций на самоопределение, т.е. на создание собственного суверенного государства, нужно было отождествить нацию и народ. Право нации на самоопределение реализуется только всенародным волеизъявлением.

Два века многие народы пытались стать нациями. В Германии и Италии нации возникали через слияние разных народов в один. В Австро-Венгерской, Османской и Российской империях — наоборот, через борьбу народов за независимость. (Особые случаи и исключения из общей тенденции оставим за пределами рассмотрения: уния Швеции и Норвегии, особый статус Финляндии в Российской империи, Бельгия, Швейцария и т.д.)

Итак, модерная и просвещенческая идея единства народа-нации противостояла архаичной сословной идеи сосуществования в одном государстве разных народов. Народы разделялись по вертикали (правящие и угнетенные или покоренные) и по горизонтали (по языку, религии, цвету кожи).

Но в XIX веке идее единства народа-нации были противопоставлены две другие идеи, возникшие уже в эпоху модерна.

Это классовая теория марксизма и расовая теория нацизма.

И радикальный марксизм, и нацизм противопоставляются единству гражданской нации и отказываются признавать равные права гражданина и человека за всеми людьми в государстве.

Марксизм объявляет идею единства народа-нации буржуазным предрассудком, считая классовые различия между гражданами важнейшими. На этом основании ранние марксисты, а позже большевики и коммунисты нескольких течений, выдвигают концепцию пролетарского интернационализма. Иногда концепцию пролетарского интернационализма путают с древней идеей космополитизма, но это совершенно разные вещи.

Космополитизм древнегреческих философов (и во все последующие эпохи) предполагает распространение одинаковых прав на всех людей без исключения и без привязки к этносу, нации, подданству и гражданству.

Интернационализм же (в его раннемарксистской версии) отказывает эксплуататорским классам в правах. В СССР было узаконено поражение в правах для лиц дворянского и буржуазного происхождения до конца 1930-х годов. Интернационализм пытается приписать национальные различия идеологии правящих эксплуататорских классов, а идеологию пролетариата строить на классовом единстве, снимающем национальные различия. Различия между концепциями нации в I, II и III интернационалов я сейчас разбирать не буду, эти различия могут быть существенными, но при анализе других вопросов.

Если марксизм делит народ-нацию по вертикали на антагонистические классы, то нацизм отрицает единство нации на основании генетического расового принципа и делит народы на хорошие и плохие, полноценные и неполноценные.

Здесь придется вспомнить известное различие между фашизмом и нацизмом. Но я не стану подробно на этом останавливаться, поскольку сходство фашизма и нацизма перекрывает на практике это, хоть и существенное мировоззренческое теоретическое различие. И нацизм, и фашизм стремятся к достижению единства нации в своей собственной трактовке через поиск внутренних врагов и натравливания одной части народа (объявляемой полноценной и хорошей) на другую (неполноценную и вредную).

Как классовая теория разделения нации, так и нацистская достаточно хорошо проанализированы и разобраны в мировой литературе, и мировое сообщество добилось существенных успехов в борьбе с этими теориями. Но в популистских идеологиях до сих пор остаются рудименты и того, и другого подходов.

Тут уместно провести различие между гражданским и этническим национализмами. Часто в этническом национализме присутствует разделение народов на хорошие и плохие. Иногда в мягкой форме пытаются законодательно закрепить неравноправие «титульной нации» и «национальных меньшинств».

Практику реализации крайне радикальных идеологий и их смягченных вариантов можно анализировать и описывать долго и подробно.

Но это короткое рассуждение нужно мне для того, чтобы объяснить и понять положение дел в современной Беларуси.

В нашей стране существует удивительный микст древних предрассудков, модерных заблуждений и постмодернистских новаций.

Беларусов продолжают делить по самым разным основаниям, отказываясь признавать единство народа-нации.

Идеология лукашизма делит народ на советских, или советизированных, беларусов и «нацменов». Глупейшее деление, но они пронизывает все политическую практику с 1991 года до наших дней. В 1994-1996 годах полные права в стране получила та часть нации, которая идентифицируется с народом БССР и, шире, с «новой исторической общностью людей — советским народом».

Этот концепт — «новая историческая общность людей — советский народ» — был сформулирован в эпоху брежневского застоя при подготовке Конституции 1977 года. В соответствии с развитием марксистского учения о нациях в эпоху построения «развитого социализма» не может существовать тех наций, которые сформировались в классовом обществе. При стирании классов на основе буржуазных наций формируются «социалистические нации». Эти нации живут в «национальных республиках», но их единство достигается только в союзе. И это единство было решено называть «новой исторической общностью».

Напомню учение «научного коммунизма» о нациях от Бруно Бауэра, через теорию Сталина, к версии брежневской Конституции.

Каждой исторической формации соответствует свой тип общностей:

  • доклассовому обществу — племя;
  • феодализму — народность;
  • капитализму — буржуазная нация с антагонистическим классами;
  • социализму — социалистическая нация рабочих и крестьян без антагонистических классов;
  • коммунизму — бесклассовое общество со стиранием национальных различий.

К 1977 году коммунизм построен не был, и стало понятно, что решения ХХ съезда о построении коммунизма к 1980 году придется забыть. Но отменить решения партии нельзя. Поэтому была придумана промежуточная формация — «развитой социализм». На этой стадии бесклассовое общество уже построено, но пока не коммунизм. А всесильное и верное учение Маркса-Ленина-Сталина не предусматривало такой промежуточной стадии, поскольку было строго заточено на мировую революцию, полный интернационал и все такое. Пришлось придумывать промежуточную форму исторической общности для бесклассового общества недостроенного коммунизма. Эта придуманная общность заменила социалистические нации и стала называться просто «советский народ».

Беларусы, или искусственная социалистическая нация квазигосударства БССР, рассматривались как наиболее близкая общность к состоянию «советского народа». Народ без классовых различий и национальных особенностей.

В сталинский концепт «социалистической нации» вкладывался смысл, описываемой формулой: «социалистическое по содержанию, национальное по форме». Поскольку содержание — это стирание классовых различий (стиралась разница даже между рабочими и крестьянами, различие между городом и деревней), то к бесклассовому обществу необходимо было подтягивать форму — стирание национальных различий.

Вся официальная идеология нынешнего режима питается этой теорией «научного коммунизма», ничего иного в ней нет. Но источник стыдливо замалчивается.

Неофициальные течения тоже раздирают единство народа страны на разные части.

«Литвины» делят нас на настоящих и ненастоящих. Беларусов (быдлорусов) они не считают нацией, даже народом, записывая всех «нелитвинов» в несознательное население.

В более мягкой форме примерно такой же подход культивируется тех кругах квазиинтеллектуалов, которые склонны делить народ на «свядомых» беларусов и «несвядомых».

Ну и совсем наивное популистское новшество — деление беларусов на «бел-чырвона-белых» и «красно-зеленых».

У этого последнего деления нет никаких теорий и концептуальных оснований. Это просто семиотический фетишизм, эмоциональное неприятие символов и знаков.

Понятно, чем вызвано такое эмоциональное неприятие, но почему его нужно культивировать?

Эта эмоциональная реакция проявляется как среди БЧБ-фетишистов, так и среди КЗ-фетишистов. Но это именно фетишизм. Если среди КЗ-сторонников почти нет фанатиков и радикалов, им скорее все равно, какого цвета национальные символы. То в противоположном лагере почитание символов носит почти религиозный характер. Это почитание проявляется в резкой нетерпимости и нетолерантности, с одной стороны, и в демонстративном выпячивание БЧБ-флага при покорении горных вершин, в путешествиях за границу, с другой стороны.

Мы — один народ уже потому, что мы — граждане одного государства. Мы имеем одни избирательные права, голос КЗ-беларуса равен голосу БЧБ-беларуса. Не везде, а только на избирательных участках.

Да, БЧБ-беларусы лишены многих прав, поражены в правах почти так же, как «национальные меньшинства» в тоталитарных режимах нацистского типа или как «класс» в большевистском СССР 1920-1930-х годов.

Но чтобы добиваться своих прав, нужно устранять причины, а не знаки и символы.

Ну и уж ни в коем случае нельзя добиться своих прав, ущемляя права других.

Мы — один народ.

Мы — гражданская, а не этническая нация.

Гражданская нация живет в режиме расширения гражданского общества и освоения гражданским обществом максимального контроля над всеми областями жизни нации. От защиты независимости страны и суверенитета народа, до прав детей и животных.

И я не знаю иного пути для достижения понимания этого, кроме пути Просвещения.

Читайте также:

Текст впервые был опубликован в блоге Владимира Мацкевича в Фейсбуке:


Другие публикации